Белые кони

Капитан расстроился, наорал на всех под горячую руку. А что толку? Парня-то не стало. Молодого, двадцатитрехлетнего старательного парня не стало.

«Арктика» стояла у деревянного пирса, на котором, прослышав о смерти матроса, собрались портовые рабочие. Многие из них вспомнили Кольку. «Такой белобрысенький, невысокий. Всегда, бывало, в трюме работал. Хорошо работал», — говорили они.

Матросы, Колькины товарищи, собрались на палубе. Все они были несколько растеряны — уж слишком все быстро произошло. Жил человек, несколько минут назад азартно колотил фишками домино о горячую палубу, смеялся, радовался — и, вот на́ тебе, погиб. И, пока Колька лежал под зеленым брезентом, матросы молчали, виновато отводя глаза от капитана, не обижаясь на ругань, они чувствовали перед самим собой вину, что никто из них не оказался рядом с Тихониным, не предостерег его, ходившего на судне без году неделя, никто из них не задержал, не остановил Кольку.

На пирс с воем вылетела «скорая помощь». Двое молодых людей бодро, по-спортивному, прыгнули на палубу судна, глянули под брезент, дружно нагнулись, положили Кольку на носилки и легко побежали на берег. Боцман спохватился и, бросившись к мачте, приспустил флаг, а матросы мигом стянули с голов береты и кепки. «Скорая помощь» скрылась, и матросы вдруг все разом заговорили о том, какой хороший был парень Колька Тихонин.

— Чего уж там, — сказал боцман. — Парень был что надо. Недоглядели.

Капитан махнул рукой, скривился, словно от зубной боли, и пошел в каюту оформлять Колькины документы. На полпути он остановился и крикнул:

— Второй штурман! Зайдите!

Виктор Шурушкин, так звали штурмана, зашел в каюту. Капитан открыл ящик стола и начал выбрасывать какие-то листы:

— Раз, два, три… Шестнадцать рапортов!

— Семнадцать, — поправил штурман и выложил еще один.

— Не хамите, Шурушкин! — повысил голос капитан. — Можете уходить с судна.

Как ни силился, не мог второй штурман удержать улыбки.

— Вы в Ленинград? — спросил капитан.

— Да.

— Заедете по этому адресу к родителям матроса Тихонина, — подавая штурману конверт, сказал капитан. — Сообщите. Вам по пути.

— Хорошо. Заеду, — легко согласился Виктор.

— Это будет ваш последний «трамвайный рейс». Правда, на суше, — не мог удержаться капитан, чтобы не съязвить. — Здесь вам, видите ли, волна маловата. Здесь, видите ли, «трамвайные рейсы»…

— Точно. «Трамвайные».

— Документы об увольнении будут в порту, — вставая, закончил капитан.

Виктор примчался в свою каюту, вытащил светлый модный чемодан и начал торопливо укладывать вещи. Рубашки, брюки, галстуки покидал кое-как, небрежно и лишь белую фуражку с золотым «крабом», которую со дня выпуска из мореходного училища так и не носил, устроил аккуратно, предварительно завернув в газету. Он подошел к фотографии на стене, на которой был изображен далекий город Монтевидео, подмигнул, улыбнулся сам себе и решительно хлопнул крышкой чемодана.

В каюту зашел парень.

— Добился? — равнодушно спросил он.

— Дарю! — весело откликнулся Виктор, кивнув на фотографию.

— Меня кэп вызвал. «Принимай, — говорит, — дела у Шурушкина».

— На повышение идешь.

— Лишних полтора червонца не мешают.

— Пока!

— Пока, — нехотя ответил парень.

На палубе матросы открывали трюмы, готовясь к разгрузке рыбы.

— Уезжаю, — сказал штурман, подойдя к боцману. — Вещички у Тихонина остались?

— Ребята! — крикнул боцман. — Вещички от Кольки остались?!

— Нету, — буркнул кто-то.

— Какие вещи? Только на море пришел.

— До свиданья, — громко попрощался Виктор.

— Передайте мамаше, что все мы душевно переживаем, — неловко сказал боцман и отошел в сторону.

Виктор взбежал на берег и оглянулся. «Арктика» ничем не отличалась от множества судов, стоящих у причала: такая же маленькая, тупорылая и низкая. Штурман облегченно вздохнул и поехал в город.

Первым делом он заказал разговор с Ленинградом. Ему повезло. Подключили быстро, минут через двадцать.

— Игорек! — радостно заорал Виктор. — Это я! Шурушкин! Как с визой? В порядке? Отлично. Через пару суток буду у тебя. Бронируй места!

Он наболтал на три рубля, подробно рассказав, как удалось ему вырваться из проклятой «Каспийской лужи», что кончились наконец-то до чертиков надоевшие «трамвайные рейсы» и теперь начнется настоящая морская жизнь, о которой они мечтали в «мореходке». Лишь бы он, Игорек, не подвел. Игорек твердо уверил, что все будет как надо, его капитан в курсе событий, виза готова, ждут его, Виктора Шурушкина, как бога.

К вечеру Виктор получил в управлении порта полный расчет и помчался на вокзал.

В поезде Виктор прошел в пустой вагон-ресторан, заказал две бутылки холодного пива и, поглядывая в окно, за которым плыла и плыла бесконечная вечерняя степь, припоминал разговор с Игорьком и улыбался. За столик сел гражданин и мрачно уставился в окно.

— Пейте пиво, — весело предложил он.

Гражданин непонимающе посмотрел на штурмана.

— Пейте, — повторил Виктор, наливая пиво.

Гражданин встал, ушел в дальний угол ресторана и уселся к парню спиной.

— Чокнутый, — пробормотал штурман.