Читаем Белые кони полностью

Штурман, вынувший было сигарету, отбросил ее в сторону и побежал к дому Тихониных. Он вытащил из чемодана морскую фуражку, которую надевал всего один раз, на выпускном вечере, и подошел к матери.

— Возьмите, — сказал штурман. — Осталась от Коли.

Мать прижала фуражку к груди и беззвучно заплакала. Потом она передала фуражку отцу, тот — Мишке. Мишка — соседу… Бережно передаваемая из рук в руки, тихо плыла фуражка по кругу.

Виктор подхватил чемодан и вышел. Около плетня стоял пьяный муж Дуси, «интеллигент».

— До станции далеко? — спросил у него Виктор.

«Интеллигент» поднял голову.

— Ты кто такой? — заплетающимся языком спросил он, явно угрожая парню.

Штурман не стал с ним разговаривать, посмотрел на часы и торопливо зашагал по деревне. За околицей он оглянулся. Все избы были темны, кроме одной, тихонинской. Там, в свете, падающем из окон, шевелились люди. Штурман выскочил на дорогу и, посматривая назад в надежде заметить машину, пошел в сторону станции.

Шел он долго. Дорога была пасмурная, тревожная, потому что справа и слева стоял лес. Когда он кончился, штурман очутился в просторном и светлом поле. Виктор вначале не понял, почему оно такое светлое, и, лишь остановившись, увидел в конце поля огромное зарево. Самого солнца еще не было видно, но мощный и плотный свет зари уже насквозь просвечивал давешний березовый перелесок. За перелеском, перечеркнутые стволами деревьев, чернели прямые рельсы. Налево виднелись крыши станционных домиков.

Виктор подошел к широкому пню, поставил чемодан на землю и присел. Что он скажет Игорьку? «Здравствуй, Игорь. Все в порядке?» — «В порядке», — ответит Игорь.

— В порядке, — пробормотал штурман.

Ему подумалось, что сейчас, к примеру, он не смог бы болтать с Игорьком так, как он болтал всего двое суток назад. Весь тот разговор с Игорьком показался теперь Виктору далеким, суетным, да и вся его жизнь на Каспии вдруг повернулась какой-то незнакомой, чужой стороной, словно это была вовсе и не его жизнь, а чья-то другая, посторонняя и странная. Штурман припомнил, как сухо простился с ним боцман, ни «до свидания», ни «прощай», а матросы даже не оглянулись на него, уходившего навсегда, да и капитан не протянул руки, припомнил то утро Виктор Шурушкин, и ему стало не по себе. Ведь как-никак около года бок о бок жил с этими людьми, болтался в открытом море, праздники встречал вместе, и разговаривал, и шутил, и в трудные часы вставал рядом с ними на погрузку, таскал ящики с рыбой, но все это прошло мимо него. Приходя к себе в каюту, он забывал и свои слова, и слова товарищей, тяжелую работу, ложился на койку, смотрел на фотографию загадочного города Монтевидео и тосковал, жалел себя, завидовал Игорьку, а то садился за стол и строчил очередной рапорт. На минуту штурман подумал: а не вернуться ли ему обратно на Каспий, на свою низенькую маленькую «Арктику»? Она теперь в море, где-нибудь около Каспийска, идет и идет себе по тихой безмерной глади, а близ бортов то бултыхается тюлень, то выпрыгнет вверх, показав широкую спину, белуга, а в высоком небе черной точкой мечется заблудившийся баклан. В самом деле, не вернуться ли?

Издалека послышался частый, равномерный перестук колес. Виктор вскочил, поднял чемодан и побежал на станцию. Стук колес все нарастал и нарастал, становился громче и громче, мелькая в пространствах между деревьями, с каждой секундой набирая скорость, загрохотали по черным прямым рельсам зеленые вагоны пассажирского поезда. Виктор прибавил шаг. Он уже раскаивался, что так долго сидел на пне, о чем-то думал. Какое ему дело до всех, его ждет в Ленинграде хороший парень Игорек, а вагоны уже поравнялись со штурманом и начали обгонять его, да так быстро, что штурман всерьез забеспокоился, как бы не опоздать, и помчался на станцию во весь дух.

— Ленинградский?! — задыхаясь, спросил он у дежурного по станции, того самого мужчины, которого встретил вечером.

— Ленинградский, морячок, ленинградский, — ответил дежурный. — Садись.

Виктор вытер рукавом потный лоб и поднялся в вагон. В его купе, несмотря на ранний час, было весело. Ехали трое: девушка и двое парней. На столике позванивали бутылки с вином.

— В нашем полку прибыло! — сказал один из парней.

— Лучше бы наоборот, — ухмыльнулся второй.

Девушка рассмеялась.

— Садитесь, — пригласила она Виктора.

Первый парень налил полный стакан вина и поднес Виктору. Штурман невнимательно посмотрел на парня, забросил чемодан на верхнюю полку и вышел в коридор. Он не видел, как девушка покрутила пальцем около своего виска, а парни разом прыснули в ладони. Он стоял в коридоре, курил, часто и глубоко затягиваясь дымом, смотрел в окно. Там, на воле, бесконечной сплошной линией неслись березы.

Иванов стих

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Историческая проза / Советская классическая проза / Проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези