Белые ночи

Короче говоря, мы отправляемся на прогулку. В коляску грузятся игрушки-погремушки. Какую-то животину дикой расцветки пацан сразу тащит себе. Дружно с нянечкой облачаем мелкого в иностранные футболки-комбинезоны, на голову завязывается бандана – и мы готовы!

Дэниэл залихватски правит коляской, как будто это и не коляска вовсе, а его любимый мотоцикл, но Мишке это нравится, он заливисто ржет. Вообще при свете дня оказывается, что они как-то едва уловимо похожи – и дело тут не в одинакового цвета и марки кедах даже. Те же темные глаза, слегка миндалевидной формы, та же улыбка, и может быть – та же любовь к скорости.

На выезде из двора нашего Дома Дэниэл тянется к карману. Достает темные очки, оглядываясь по сторонам.

– Нет, нет, не надо. Правда. Пожалуйста, – я буквально одергиваю его, нечаянно касаясь рукава пальто, – тут вас все равно никто не узнает…

Конец этой фразы, совершенно нелогичный, между прочим, я прячу глубоко в своем сердце: а я смогу видеть твои глаза, колдовские. Или мне так просто кажется в свете северного утра?

Дэниэл улыбается, прячет темные очки, и мы продолжаем двигаться по направлению к парку. Я только сейчас осознаю, что выбираю самый длинный путь. Провожу Дэниэла через дворы, детские площадки, которых в нашем городке с прошлого года, наверное, стало больше раза в два. Мишка нетерпеливо крутится в коляске. О, я уже знакома с темой. И это только начало. Сейчас он будет пытаться выудить себя из ремней-шлеек. Возьмешь на руки – будет изворачиваться до бесконечности. Пока не вырулим на площадку. Мишка ну просто невообразимо любит детвору, любит наблюдать, как мальчишки носятся по детскому городку, поднимая клубы песка, как верещат, съезжая с раскрашенных горок.

– Свернем? – Дэниэл кивает в сторону цветастых башенок, и я не могу сказать «нет». Что угодно сейчас, лишь бы замедлить этот невообразимый момент, когда с твоего лица спадает маска непроницаемости.

***

Легкий ветерок играет в волосах, осторожное северное солнце медленно плывет над нами. Выруливаешь на песчаную тропинку. Тайга разворачивает свои широкие, разлапистые еловые объятия. По левую сторону тянутся велодорожки. Дальше – только протоптанные среди деревьев и трав тропинки. А впереди высоченные, мачтовые сосны. Голова до сих пор кружится от того, что они тут вот такие – до неба. И все это чудо посреди города. А сам город – просто корабль, плывущий по тайге и песчаникам, среди кружева рек, озер и болот. Цепляет бортами соцветия полыхающего иван-чая, ржавчину мхов и несется вперед со скоростью света. Почти так же быстро, как я тону сейчас в звездах твоих глаз.

Дэниэл молчит. Понимаю его – эти просторы пугают, эта высота выбивает землю из-под ног, перехватывает дыхание. Наверное, после того, как увидишь тайгу, никогда больше не станешь прежним.

– Солнце не садится? – спрашиваешь тихо и, то ли захваченный величием тайги, то ли просто, чтоб наладить контакт, трогаешь меня за руку.

– Да. Сезон белых ночей, – я не хочу тебя отталкивать. Почему-то вот именно сейчас не хочу. Красота вокруг, и ты как-то по-особенному неправильно, но так необходимо вписываешься в нее, будто тебя-то одного и не хватало здесь. Для полноты картины.

– Сезон белых ночей, – из твоих уст звучит загадочно, – Потрясающе!

А потом мы, не сговариваясь, заглядываем в коляску, чтоб увидеть, как Мишка посапывает, обхватив подаренного тобой жирафика (так вот что за зверюга это была!). И вот тут я впервые за сегодняшний день вижу, как ты, взрослый состоявшийся дядька, широко-широко улыбаешься, умиленно разглядывая спящую радость.

Третья глава

Куда-то начисто проваливается весь наш один на двоих апломб, куда-то проваливается к чертям эта стена холодности и официоза, когда мы одновременно, ни фига не сговариваясь, тянемся за Мишкой по приезде в Дом. Одно это – уже как заплыв в шторм. Так смешно: сталкиваемся лбами над коляской. И господи ты боже ж мой: да я б всю жизнь вот так с тобой сталкивалась бы лбами над коляской, неважно детей или внуков. Всему виной это твое чертово обаяние, и магнетизм, такой, что меня просто как варежку выворачивает сейчас, наизнанку, и в глазах сразу все-все видно. Потому что ты невероятный, и ты существуешь, и ты теплый, черт, какой же теплый и это твое тепло сбивает с ног невероятной энергией и… Хватит истерить, дамочка! Просто выполняй свою работу, желательно хорошо. Этот высокий красивый приехал и уехал. А тебе как-то надо дальше самой по себе проживать. Возьми себя наконец-то в руки, Наталья!

– Мне кажется, что все сложится, – шепчет мне босс, рассматривая во все глаза эту голливудскую звезду, согнувшуюся пополам над колыбелькой, – У него взгляд отца.

– Там дальше видно будет, – слегка осипшим голосом, уже заковавшись обратно в свои латы, произношу я, разворачиваясь к выходу.

Надо вернуться домой, поймать и зафиксировать хоть какую-то почву под ногами. Я твердо решаю закончить все эти внутренние брожения. Очень твердо. Только почему-то шатает, как пьяного в дымину матроса.