Руки дрожали, пока десантник пытался прийти в себя. В голове до сих пор звучали последние слова, произнесённые захлебывающимся кровью братом. Джогатен обхватил свою голову в порыве горя, сжав пальцами кожу. Тюремная камера в полной темноте казалась безгранично большой, отчего Астартес, сидя там наедине, чувствовал себя ещё более одиноко. Обдумывая сказанное Сыкрином в предсмертной агонии, Джогатен подсознательно додумывал прошёптанные братом слова. «Ты не спас меня. Ты виноват в моей смерти» звучало громче с каждым новым разом. Душевная боль не утихала, поэтому заключённый встал с пола и решил выместить горечь и злобу на невидимой металлической стене. Звук ударов, которые испытывала железная поверхность, грубел, а создавать их источник становилось труднее. Омытые кровью костяшки, начали скользить и сбиваться с цели, из-за чего Джогатен начал использовать свою голову, как кузнечный молот, обрушивая гнев на скрытую во тьме вертикальную наковальню.
– Хе-хе-хе. – послышался сзади тихий смешок.
– Кто здесь? – резко развернулся бывший капитан.
– Странно, что ты так быстро забыл мой голос. – звучало отовсюду. – Хотя… Может, атака нашего брата из III-го легиона слишком сильно повредила голосовые связки?
– Сык-Сыкрин? – спросил у темноты Джогатен, после чего сам ответил на свой вопрос, – Нет. Это не можешь быть ты. Довольно этих игр! Покажись!
– Показываться некому, брат. – прозвучал шёпот над ухом. Заключённый с разворота попытался нанести удар по пустоте. – Здесь только ты. И я.
– Какие-то псайкерские манипуляции?
– Я не знаю. Ха-ха-ха-ха…
– Что смешного? – стиснул зубы космодесантник, задавая мгле вопрос.
– То, что ты не способен принять тот факт, что я действительно здесь. Это веселит. – каждое слово было отдельным звуком, издаваемым из разных точек в пространстве камеры, постепенно приближаясь к узнику.
Джогатен начал часто оглядываться. Границы тюремной камеры раньше были не видны, но осязаемы, в какой-то степени ощущалось, даже в кромешной тьме, что заключённый находится в помещении. Но теперь они, будто исчезли. Джогатен, словно оказался посреди безграничной пустоты, в центре необъятной пустыни, чёрной, как самая непроглядная, безжизненная ночь. Повернувшись в очередной раз, горе-революционер застал быстро парящего в свою сторону погибшего брата. Невольник из-за неожиданности отступил назад, а мертвец, закованный в доспехи, ставшие гробом, остановился.
– Наконец-то. Наконец-то ты можешь увидеть плод своих трудов. – холодно, неискренне улыбалось лицо, которое Джогатен всю жизнь помнил не таким.
Десантник, будто кукольная марионетка, парил в воздухе. Не всё тело показалось из черноты. Отчётливо видны были лишь голова и часть могильно угольного пластрона. Лицо было бледным, а контрастирующая с ней чёрная копна волос слилась со тьмой.
– Почему, Джогатен?
В ушах начало свистеть. Звук, пронизывающий барабанные перепонки становился громче с каждым сантиметром приближения умершего брата. Узник рухнул на колени, закрывая ладонями уши, но это никак не помогало сделать звук тише.
– Я не этого хотел! – вопил Джогатен, чувствуя, что его руки становятся липкими от крови, заполнившей ушные протоки.
– Почему, Джогатен? – вопрошал вернувшийся из преисподней брат, разрывая сознание, пока лежащий на полу десантник сдавливал свой череп, будто его руки были металлическими тисками.
Гул свиста слился с голосом покойника, ритмично звучавшим в голове, подобно бою барабанов, и весь шум превратился в сводящую с ума какофонию.
– Почему, Джогатен?
– Прошу, не надо! – космодесантник возопил, но не расслышал своего крика среди несогласных между собой адских звуков.
Свернувшись на металлическом полу среди гнетущей темени, он продолжал пытаться издать хоть какой-то звук, но всё было тщетно. Будто ангел, посланный смертью забрать душу отжившего свой век человека, фигура почившего капеллана наседала над извивающимся в агонии пленником.
Джогатен не успел понять как, но пожирающая мозг симфония безумия прекратилась. Он всё ещё лежал на полу, когда почувствовал, как кто-то хлопал его по лицу и плечу.
– Джогатен! Джогатен! – с большой тяжестью бывший капитан попытался открыть глаза. Голова до сих пор гудела, но постепенно, как тьма отступает при рассвете, боль уходила. – Джогатен, это я, Сай Гон. Просыпайся. С тобой всё в порядке? Когда я пришёл, ты крючился на полу, словно тебя облили прометием.
– Как может быть в порядке человек, предавший отца и товарищей? – подвёлся узник.
– Все ошибаются, брат. – положил руку на плечо Сай Гон и с грустью вздохнул.
– Да, но некоторым из ошибок прощения нет. – отмахнулся бывший командир.
– Ты прав… И скоро мы узнаем входит ли твоя в их число. – поднялся с колен товарищ. – Пошли. Каган хочет тебя видеть.
– Что? – в недоумении спросил Джогатен.
– Он говорил со многими из заговорщиков.
Джогатен склонил голову и последовал за другом, ставшим надзирателем, покидая истерзавшую его обитель душевных мучений. Идя по коридорам, Сай Гон решил нарушить томительную тишину.
– Я не знаю, стоит ли тебе говорить, но… Я стал капитаном нашей роты.