Белые воды

С лица у него не сходила улыбка — он даже забыл о беспокоившем его весь день разговоре с секретарем обкома, о том, что последуют грозные и неизбежные санкции от Белогостева: тот, взъярившись, бросил трубку. Гляди, влепит выговор, строгий выговор, — иных мерок он не знал и не признавал. Услышал Куропавин с год назад в разговоре двух директоров о Белогостеве: «Этот по душам идет пешком», — и поразился ее чудовищному смыслу. После же, когда, случалось, приходили на память эти слова, Куропавин, вовсе не слабый нервами, непроизвольно вздрагивал. Теперь же он отключился от всего — был полонен этой старой картонной папкой, извлеченной из сейфа, с заметками, расчетами, набросками планов: в кабинет вошло иное время, обступили иные видения — он был во власти их.

Неужели тогда, в январе тридцать седьмого года, его перевод сюда, в Свинцовогорск, в центр полиметаллической промышленности, — простая случайность, обычная кадровая «игра», билетик «судьбы», извлеченный морской свинкой из картотеки заезжего слепого гадателя? Или все не так, все сложнее? Кто тут «сыграл скрипку»? Белогостев? Но он пришел позднее, хотя и в том же году, да и не мог он, не мог — чутье подсказывает — изъявить желание работать «под одной крышей».

С группой работников он поздно вернулся тогда из степного колхоза «Заря», в дороге закружил буран, колею замело, в снежной слепящей круговерти ничего не было видно, и «эмка» двигалась точно на ощупь. Развезли по метельным, уже сонным улицам города сотрудников; последним к своему дому подъехал Куропавин и в радостной оттаянности увидел тусклую бронзовую желтизну в запорошенном кухонном окне. Шофер коротко посигналил — клаксон отозвался простуженно, — и тотчас желтизну окна перечеркнула метнувшуюся тень: Галина Сергеевна пошла к двери — открывать.

Войдя в дом, сняв пальто, отряхивая снежную наметь, только начав рассказывать жене о буране, услышал звонок телефона на тумбочке. Галина Сергеевна спохватилась, сказала, что уже дважды звонил дежурный, искали его в «Заре», но не успели.

Дежурный по горкому был лаконичен: поступила телеграмма из Москвы.

— О чем?

— Личная. Вам, Михаил Васильевич, в Свинцовогорск секретарем горкома предлагается.

— Шофер сейчас будет в горкоме, передайте ему телеграмму, пусть привезет мне. Жду.

Он не поверил телеграмме, прочитав ее в первый раз. И лишь позднее, еще и еще вчитываясь, осознал наконец неотвратимость предстоящего:

«Вам предлагается убыть Свинцовогорск секретарем горкома тчк Принятие дел доложить двадцать четыре часа».

Подпись известная: секретарь ЦК и завотделом руководящих партийных кадров. Телеграмму передал жене, стоявшей с посудным полотенцем возле прибранного стола.

Утром в горкоме сказал второму секретарю, уже знавшему о телеграмме, чтобы собрал «летучий пленум», — проинформирует членов горкома об отъезде, попрощается. Сам же, когда тот ушел из кабинета, попросил связать его с Алма-Атой, с первым секретарем Мирзояном. В ожидании ответа отрешенно смотрел в окно, — по-прежнему буранило, в порывах ветра то и дело взметывались мириады снежных метляков, невесомо бились о стекла, ссыпались вниз; в заволочи размытыми оттисками проступали дома противоположного ряда улицы. Заныло, защемило сердце… С чего бы? Жалко уезжать с насиженного места? Так не впервой, — помотала, поносила судьба. Сколько пришлось сменить причалов! Сейчас он секретарь горкома областного центра ничем особо не приметной степной области. Так что — не привыкать стать! Или все же пугает новое дело, тот Свинцовогорск?..

Мысли оборвал звонок. Мирзоян слышал о новом назначении Куропавина.

— Чем вызвано? Почему? — закидал Куропавин.

— Почему тебя, Миша, выбрали, — не знаю. В Свинцовогорске на руднике обвал. Поезжай! На месте разберешься. И все же правильно, что тебя. Будь, Миша!

Снежная коловерть за окном плясала свой дьявольский танец не уставая. Запоздало пришло: «А что с свинцовогорским секретарем? Тимановский — где?! Эх, не спросил у Мирзояна! «На месте разберешься…» Да, теперь, выходит, так!»

…Садились на окраине Свинцовогорска. Когда летчик разворачивал самолет, отыскивая площадку, Куропавин увидел и рудничные копры, и приклеившийся к склону горы корпус обогатительной фабрики, и заснеженный городок: отсюда, из самолета, были отчетливо видны домишки, сбившиеся в котловине в кривые под снегом улочки.

Самолет снижался, нацелившись короткими широкими лыжами на снежную, текучую гладь поля за домами.