Солнце светило в окно, в мойке подсыхала на дуршлаге свежевымытая смородина. Селянка попала в нее рукой, когда, наткнувшись спиной на преграду, интуитивно нашла точку опоры. Он взял ее за запястье и медленно, глядя в ее коровьи, с поволокой глаза, облизал перепачканные давленым соком пальцы. Она побледнела от ужаса.
— У вас… у вас кровь…
Почему они всегда говорят какую-то глупость, когда он трогает или целует их вот так? Он вынул из кармана складной нож, щелкнул лезвием, и девчонка стала белой, как стенка.
— Не бойся, — ласково улыбнулся он, проводя большим пальцем по ее дрожащим приоткрытым губам, — это всего лишь цветок. Красивый, мягкий цветочек с нежными лепестками.
Она посмотрела на острие, затем снова — на него. Сделала резкий вдох, собираясь закричать, он зажал ей рот ладонью, из-под руки вышло только приглушенное мычание. Ее груди походили на две большие прелые лепешки, когда вывалились из разрезанного лифа. Он укусил одну, глубоко вонзая зубы в податливую теплую плоть. Провел "цветком", легко, без нажима. И снова укусил. И снова провел. Поднял голову, чтобы полюбоваться на следы, оставленные на рыхлой коже.
Селянка мычала, и дергалась, и смотрела на него, как корова — на топор мясника. Он вытер кровь в ухе обрывком ее испорченного платья и порадовался, что новой больше не появилось. С того момента, как тоненькие красные струйки побежали по животу девки, его собственное кровотечение прекратилось. Он посмотрел, куда убегают по ее телу ручейки, и от этого взгляда селянка тяжело задышала. Он ухмыльнулся.
Белье на ней было серое от многочисленных стирок, но чистое. Он срезал и его. С брезгливостью посмотрел на куст волос. Перехватил ее за горло и толкнул к столу. Девчонка нелепо взмахнула руками, едва не сшибла корзину, а подгнившие с боков яблоки раскатились в разные стороны.
— Возьми-ка сливу, — великодушно предложил он.
Она в недоумении выпучила глаза, тогда пришлось погладить ее по щеке цветком, чтобы быстрей соображала. Селянка схватила ближайшую сливу, темно-синюю, с чуть ли не лопающейся от сока кожурой.
— А теперь засунь ее в себя.
Девчонка отчаянно замотала головой: его пальцы все еще сжимали ее шею, не позволяя вырваться ни звуку.
— Засунь. А то я снова тебя поглажу. И поцелую.
Помертвев, она чуть раздвинула бедра и опустила руку вниз.
— Вот так. Ш-ш-ш, моя хорошая… вот так… — он провел языком по ее щеке, слизывая такие сладкие слезы, — тебе нравится?
Она снова замотала головой: "нет", а он улыбнулся.
— Тогда засунь вторую.
— Дим?
Голос Петры раздался издалека, но его реакция была быстрой. Он схватил девку, толкнул ее в простенок за шкаф с посудой, стоявший у порога, приставил нож к горлу и пристально посмотрел в глаза. Та застыла по струнке, но в ее глазах читалось отчаянное желание, чтобы их обнаружили.
— Дим? Ты куда пропал?
Девочка-скала искала его в доме, он слышал ее шаги по тем же самым скрипучим половицам, по которым недавно ступал сам. Канарейка пронзительно верещала, а кошки на мягких лапах спрыгнули с кресел.
— Ди-им?
Петра дошла до кухни и остановилась на пороге. Ее сердце билось ровно и спокойно — не чета трепыхающемуся комочку в груди селянки, которую укрывал всего лишь шкаф. У Димитрия сердце не билось вообще. "Сделай это, — вкрадчиво шепнул ему голос. — Убей ее, если она войдет. Потому что если она увидит тебя таким… она все равно не будет твоей больше".
Но девочка-скала постояла по ту сторону от преграды и ушла обратно. Ее шаги переместились на другую половину дома. Он медленно отодвинулся от селянки, поцеловал ее в щеку и убрал нож.
С Петрой он столкнулся у выхода из дома.
— Где ты был? — удивилась она и посмотрела на корзину с фруктами в его руках. — Я начала волноваться.
— Боялась, что меня тут лишат чести? — ядовито ухмыльнулся он и подтолкнул ее к порогу.
— Нет… — растерянно протянула Петра, — просто… ты куда-то пропал…
— Я всего лишь рассчитался за покупку.
Он, действительно, рассчитался. Селянка получила достаточно денег за свои фрукты. И за молчание.
Вот теперь его сердце заколотилось. Уже направляя кар на шоссе, он без конца думал о том, что хотел сделать, и чего не сделал, потому что Петра чуть не вошла. И что сделал бы с ними обеими, если бы девочка-скала все же к нему шагнула.
Петра испугалась, когда тормоза взвизгнули и кар остановился, а он схватил ее за плечи, потянул на себя, отчаянно нуждаясь в ласке и жаре ее тела. В том лекарстве, которое хоть как-то помогало ему сохранять рассудок, балансируя на краю. Он сталкивал в эту пропасть многих, но сам… сам он не хотел туда падать.
— Посмотри на меня, — он обхватил лицо своей девочки-скалы в ладони, когда она кое-как втиснулась и оседлала его колени.
— Я смотрю, Дим, — ее глаза были большими и слегка испуганными, и в их глубине плескалось его слабое отражение.
— Я люблю тебя. Слышишь? Только тебя.
— Ну вот видишь, — с облегчением улыбнулась она, — как все просто, а ты спо…
Петра осеклась и впилась зубами в нижнюю губу, потому что он уже расстегнул штаны и сдвинул в сторону ее трусики.