Белый город, Черный город. Архитектура и война в Тель-Авиве и Яффе

Хаим Лазар пишет, что еще в начале 1949 года, после того как при обрушении здания возле Французской больницы в Старом городе Яффы погибли семнадцать человек, «было решено уничтожить весь Старый город. Несколько сотен домов взорвали и снесли бульдозерами, невзирая на их историческую ценность или красоту. То, что было центром Яффы с библейских времен, превратилось в руины»[182]. Точно так же, как в 1967 году в Старом городе Иерусалима убрали район Муграби, чтобы расчистить площадь перед Стеной Плача, или как Армия обороны Израиля в наши дни действует на оккупированных территориях, центр Яффы сровняли с землей. К дыре, образовавшейся вследствие операции «Якорь», добавилась новая брешь, но зачистка, которую проводили британские военные в 1936 году, в сравнении с нынешней казалась относительно безобидной. После последней «косметической подтяжки» остались на месте лишь контуры Старого города, создавая иллюзию, будто за ними что-то еще существует[183].

Сегодня «Большая зона» носит официальное название Ган ха-Писга («сад на вершине») – отсюда, с высоты Яффского холма, идеально просматривается Тель-Авив и Белый город. Но так было не всегда. Более двух десятков лет назад эта голая площадка среди руин Старого города, поспешно и густо заселенных иммигрантами с Балкан и из Северной Африки, именовалась в народе «Большой зоной», и ее название ассоциировалось вовсе не с пикником и красивыми закатными пейзажами, а с темной стороной белого метрополиса – с пороками и криминалом.

Хотя трудно проследить, откуда именно пошло название «Большая зона», совершенно очевидно, что такое малоприятное наименование сослужило недобрую службу: оно сводило на нет любое культурное или историческое наследие, которое могло быть у этого района.

Ил. 62, 63. До и после: Старый город Яффы в середине XIX века на карте, составленной британскими военными инженерами в 1842 году, и Старый город через десять лет после Войны за независимость, в проекте «Античная Яффа» (название карты «Яффская крепость»).

Ил. 64. Иммигранты из Болгарии, «Большая зона», 1949. Золтан Клугер, Национальный фотоархив.

Ил. 65. Изобретение «Большой зоны»: «Яффские трущобы скоро будут снесены», 1949. Тедди Браунер, Национальный фотоархив.

Ил. 66. Снос зданий в «Большой зоне», 1949. Тедди Браунер, Национальный фотоархив.

В каком-то смысле Старый город стал таким же объектом культурной кампании, как и Белый город, который до сих пор подается как оплот чистоты и нравственности. Началось состязание в очернительстве – нужно было сделать так, чтобы «Большая зона» Яффы ассоциировалась со всем, что чуждо и противно пуританскому сионизму, который усиленно проповедовала правящая партия «Авода» (Израильская партия труда): ночная жизнь, черный рынок, преступность, наркотики, алкоголь и ориентальность. Превратить исторический город в «Большую зону» и в таком виде ввести его в популярную культуру 1950–60-х помогали деятели того же поколения «Пальмаха», что позже продвигали образ Белого города: исполнители вроде Арика Айнштейна, сценаристы вроде Игаля Мосензона (автора сценария к фильму «Казаблан»[184]), такие актеры, как Йорам Гаон (сыгравший главную роль в «Казаблане») и журналисты вроде Менахема Тальми (он вел в газете Maariv собственную рубрику «Яффские зарисовки»).

Яффа стала обратной, темной стороной Белого города. Как бы назло провинциальному пуританству израильской культуры того времени, Яффа представлялась настоящим вольным портовым городом, с драчливыми моряками, сексистскими шуточками, пороком, пьянками и гулянками, – гремучая смесь левантийского гедонизма и средиземноморских привычек. Это была «реальная жизнь»: мир легкомысленной импульсивности, где прежде всего почитались умение радоваться жизни и ушлость – очень «земные» ценности. Тель-Авиву, цемент для которого, как утверждают, месили студенты-медики, юристы и философы, «Большая зона» предлагала фольклор, так необходимый чистому городу: