Ларрел жалел Ивена, еще с тех пор, когда они были мальчишками — принцем и пажом. Все говорят «ваше высочество», и никому нет дела, как болит рука, ушибленная учебным мечом, как муторно после застолья — извольте исполнять свой долг, ваше высочество, сидеть на совете или принимать посольство, притом что отец-король нарочно задаст родному сыну вопрос более каверзный, нежели послу… Когда Ивен валился без сил, ему не нужны были песенки да шутки, шутил он и сам весь день, то вежества ради, то помогая чему-то важнейшему. Ему нужен был негромкий голос, который можно слушать не раскрывая глаз: все идет неплохо, дела на сегодня почти закончились, два прошения и три письма я прочел, сейчас расскажу… Ларрел старался как мог.
— Я попал! — вскричал Арно ар Мондрен.
— В самое средоточие, — вежливо заметил сьер Кларенс.
От хохота отшатнулось пламя светильников, гремящее эхо заплясало под потолком. Ларрел улыбнулся, не отрывая глаз от букв.
Ивен первым совладал с собой, огладил бороду и похлопал посла по плечу.
— Не удивляйтесь, добрый сьер. У нас здесь цель для стрельбы и метания называют мишенью, а средоточием — нечто совсем иное. Нечто, имеющее касательство к другой игре, той, которой покровительствуют Весна и Юность. Я разумею ту вещь, которая есть у каждой дамы, но при даме не может быть названа…
Кларенс ударил себя по лбу и тоже засмеялся.
— Добрый сьер Арно, простите чужеземца! Я не имел в виду ничего непристойного.
— За что вы просите прощения, сьер Кларенс? — ар Мондрен поклонился послу. — Вы не сказали ничего для меня обидного, и я желал бы, чтобы ваши слова сбылись нынче же ночью!
Все снова расхохотались. Никто не заметил движения руки Арно, прошедшего позади короля.
— Кто ловко попадает в средоточие, так это Ларрел! — крикнул Аннаур. Шут привстал и поклонился, подражая Арно.
— Да, добрый сьер, мне это почему-то удается.
Эти простые слова опять вызвали взрыв хохота.
— Поистине так!
— Что ему в этом помогает, хотел бы я знать?
— Как во всяком боевом искусстве, неустанные упражнения, мой добрый сьер, — только они!
— Айе, не только они! Спросить бы у дам…
— А верно ли, что у доброго сьера Герана родился сынок? — с невинным видом продолжал Аннаур. Ивен чуть заметно сдвинул брови, но рыцари не унимались.
— Сейчас декабрь, а прекрасная Альенор прибыла ко двору… да не иначе как в феврале — ее призвали в свиту герцогини Арригаля. Выходит…
Сразу двое принялись считать по пальцам. Ларрел уткнулся в свиток. Кларенсу вдруг стало жаль его. Шут был здесь не как раб среди господ, а как мальчишка в ватаге сверстников — мальчишка с каким-то изъяном, над которым все устали потешаться, но про который никто никогда не забывает. Тот, кто хуже всех и оттого бесправней всех. Посол даже усомнился, так ли уж утонченно исское понимание смешного.
— Все совпадает! Сьер Ивен, — сказал молодой Гай (ибо друзья короля имели законное право на такое обращение), — а что вы ответили великолепному Герану на его жалобу?
— Что она направлена не по назначению, — веселье в голосе Ивена казалось несколько принужденным, — так как послать человеку многочадие, а равно и лишить его этой благодати не во власти короля.
— Верно! — возгласил Аннаур, пока остальные били в ладоши. — Если рыцарь так ревнив, пусть пьет желчегонное, а если ему жаль потерять любовь супруги, пусть отнесет свечу во храм! В чем вина Ларрела?
— Сьер, у вас в волосах что-то застряло, — сказал Гай. Ивен запустил пальцы в черные кудри, подергал слипшийся клочок.
— Клянусь пятницей, это кусочек рыбьего клея!
— Ларрел, чтоб тебе было пусто, это ты клеил свои листки, — пробормотал король. Шут отложил свиток и поднялся с места.
— Пустяки, — ар Мондрен подошел ближе и вынул парадный кинжал, — позвольте мне, сьер. Всего несколько волосков…
Ивен наклонил голову. Арно провел лезвием, скатал отрезанные волоски в шарик и, размахнувшись, бросил в огонь камина.
— Ваше величество, — негромко спросил сьер Кларенс, — а по вашим законам шут может жениться на благородной даме? Я имею в виду, если она потребует развода и муж даст его? Он ведь не увечный, не кривой, а что до знатности…
— Ларрел знатного рода, не самого хорошего, но рыцарского. Его мать была моей кормилицей, мы с ним молочные братья.
Арно ар Мондрен едва не выронил то, что сжимал в пальцах. Давно был его черед метать, но он не брал дротика.
— Я знаю, на одном из ваших наречий «ларрел» — пятно света, солнечный зайчик, — сказал посол. — Славное прозвище, но вряд ли его наименовали так при крещении.
— Разумеется, нет. На самом деле его зовут… — Король рассмеялся и развел руками. — Ларрел, как твое подлинное имя?
— Лавен ар Ним, — ответил шут. — Я и сам отвык от него. Но что до любезного предположения сьера Кларенса, то вряд ли высокородная дама захочет этого. Я мог просить ее о любви, но не о браке. Какое бы ожерелье я ни поднес ей, оно будет похоже на ошейник, — он положил ладонь на свою цепь. — Сейчас вы смеетесь над сьером Гераном, тогда бы смеялись над ней.