— Сейчас меня больше интересует не Сантан, а то, ради какого демона меня отправили на Юг! — проговорил Тилод, опускаясь на шестиногий табурет за самый чистый из столов в харчевне. — Будь я просто зодчим, так бы и сгнил в Гибельном лесу во благо Великого Ангана.
Подскочил слуга.
— Что желают господа? — осведомился он.
— Хорошего вина, — сказал зодчий. — Х о р о ш е г о, ты понял? И что-нибудь горячее!
— О! — медовым голосом пропел слуга. — Есть запеченное в тесте мясо желтой лягушки! Отличное! Нежное! Восхитительный вкус!
Глаза Тилода начали медленно наливаться кровью. Лягушатины он на всю жизнь наелся, пока плыл по Великой Топи.
— Что ты сказал?!
— Мясо лягушки… — пролепетал перепуганный слуга. — Нежный, восхитительный…
— Господин не любит лягушатины! — сказала Эйрис, кладя руку на колено Тилода. — Господин хочет самое лучшее!
— Есть еще телячьи котлетки, запеченные в листьях, с грибной подливкой! — несмело предложил слуга и покосился в сторону Тилода так, словно на табурете сидел не человек, а хуруг.
— Хорошо, мой друг! — нежно улыбнулась Эйрис. — Неси!
— Мигом, госпожа! — с облегчением воскликнул слуга и исчез, как осенний лист, подхваченный ветром.
Трактир был почти пуст. Лишь две женщины пили сок в противоположном углу зала, да какой-то бродяга тянул из деревянной кружки вино. Лицо у бродяги было покрыто струпьями, и на левой руке, которой он постукивал по столу, не хватало двух пальцев.
— Я начинаю тревожиться! — тихо сказала Эйрис. — Что-то здесь не так, в твоем городе! Я чувствую запах грозы!
Тилод втянул носом воздух:
— Вряд ли! — сказал он. — День будет ясным!
— Запах грозы! — повторила Эйрис. — Тихо так, все будто застыло… Словно все ждут чего-то… недоброго!
Бродяга за соседним столом вдруг отчаянно застучал по столешнице и запел неожиданно сильным, глубоким голосом:
Бродяга грохнул кружкой по столу.
— Вот! — воскликнул он. — Баллада об Освободителе! Ликуй, благословенный Конг!
И присосался к кружке, хлюпая и проливая кислое вино на грудь.
Слуга принес мясо и вино, и Тилод принялся за еду. Эйрис к своей порции даже не притронулась.
Десятник, как и обещал, самолично появился в харчевне.
— Наместник примет тебя и… госпожу! — сообщил он. — Не торопись! Если желаешь доесть — доешь!
Но Тилод поднялся:
— Пойдем! — сказал он Эйрис, положив на стол серебряную монету.
Эйрис тоже встала, но, прежде, чем последовать за ним, взяла свое нетронутое блюдо и кувшинчик с вином и поставила их на стол бродяги.
— Поешь! — сказала она ласково.
Мужчина поднял лицо. Глаза его смотрели над ее головой: незрячие глаза.
— Пусть берегут тебя боги, дочь! — произнес он звучным красивым голосом, так не вязавшимся с его внешностью.
Эйрис ничего не ответила ему, просто повернулась и вышла следом за мужем.
Дворцовый парк тянулся почти на полмили. Пламя солнца искрилось в бесчисленных фонтанах, сверкало на ажурных крышах беседок и павильонов. Между мощными стволами платанов, затеняющих аллею, росли кусты с алой мелкой листвой, подстриженные так, чтобы формой они походили на сидящих пардов. Люди в парке встречались редко. Эта часть его была закрыта для служащих Канцелярии Наместника. Здесь бывали лишь личные гости Наместника Алана.
Тилод, Эйрис и десятник подошли к белой каменной арке справа от парадной лестницы. Два воина в сверкающих бронзовых доспехах шагнули им навстречу. Один прикоснулся к груди Тилода, останавливая пришельца, второй дотронулся рукой в перчатке до эфеса меча зодчего.
Тилод оглянулся на десятника.
— Придется оставить! — сказал тот, будто извиняясь. — Это не новый обычай, так было и прежде, верно, господин зодчий?
Тилод кивнул и, отстегнув меч, протянул стражнику. Затем поднял руки, чтобы тот мог убедиться: другого оружия у зодчего нет.
Эйрис никто обыскивать не стал.
Едва они вошли в тень арки, рядом возник слуга, босоногий, в белой набедренной повязке. Он молча поклонился Тилоду и провел их во внутренний дворик с фонтаном и широкими мраморными скамьями, застеленными коврами.
— Можете подождать здесь! — сказал десятник. — Наместник сейчас выйдет к вам!
Застывший как изваяние слуга не произнес ни звука.
Спустя некоторое время из дверей, выходивших во двор, отталкивая друг друга, выскочили два огромных боевых пса. Постукивая когтями по камню, они подбежали к гостям и уселись рядом, не сводя с них карих умных глаз. Головы псов были вровень с головой сидящего на скамье Тилода. С брыластых черных морд свешивались нити слюны.