Белый морок. Голубой берег

— Но, ради бога, пусть вас не тревожит мысль, что высвобождение жизненного пространства на Востоке таким способом — дело аморальное, — продолжал поучать своих подручных Гиммлер. — Своих подчиненных вы должны утвердить в мысли, что высшая мораль для каждого немца — это безукоризненное выполнение приказа, каким бы тяжким он порой ни был. Если мы хотим выйти победителями в расовой борьбе, то должны исповедовать единый принцип: жестокость и суровость. Всякие проявления мягкотелости или сентиментальности я буду рассматривать как саботаж генерального плана «Ост» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пусть вас не сдерживает боязнь перед возможной ответственностью: за все ваши поступки перед фюрером и перед богом ответственность беру на себя я. И беру с чистой совестью. Ибо исторический опыт свидетельствует: не было еще такой господствующей нации, которая бы руководствовалась в отношениях с подневольными нациями принципами чести, гуманизма, уважения. Тирания и эгоизм — вот единственно возможная, выверенная столетиями форма взаимоотношений между господствующим и подчиненными народами. И не нам от нее отступать! Не думайте, что мы оставим тут определенную часть украинцев из жалости. Мы делаем это из трезвого хозяйственного расчета. Существование мизерного количества германизированных туземцев в Остготии может иметь только одно оправдание: они должны быть полезными для нас в экономическом отношении. И останутся тут ровно на столько, сколько мы будем в этом нуждаться, а когда такая нужда отпадет, они немедленно погибнут. Потому что даже последний немецкий трубочист в расовом отношении стоит несравненно выше самого развитого славянина! — уже совсем осатанев, метал молнии-громы наставлений рейхсфюрер.

Рехеру казалось, что Гиммлер вбивает ему в череп раскаленные гвозди. От этого трещала, раскалывалась голова, меркнул и расплывался масляными радужными пятнами свет, нестерпимой болью набухало все тело. А гвозди все глубже входили в раненый мозг.