Но вот в зал хлынули маслянистые кровавые сумерки и послышался какой-то настороженный шорох. Рехер догадался: присутствующие покидают подземелье. Он тоже поднялся со своего кресла и вслед за другими молча подался к выходу. Будто во сне миновал тесный коридорчик для осмотра, нарочито оголенную приемную-пропускник с единственным столом в углу и стал подниматься по крутым ступенькам винтовой лестницы. А сердце щемило, разрывалось, никак не желая примириться с тем, что годами вынашиваемые мечты развеялись дымом. Неужели конец всему? Неужели ничего уже нельзя сделать?..
— Герр рейхсамтслейтер! — неожиданный возглас вынудил Рехера вздрогнуть. Он уже ступил в мрачный гараж-подъезд, где между бетонными опорами поблескивало при электрическом свете с десяток машин.
Однако Рехер сделал вид, что не слышит. Не поднимая головы, шагал к своему «хорху» в сопровождении любезного эсэсовца с деревянной улыбкой на губах. Но перед ним оказался крутоплечий, косоглазый генерал-комиссар Таврии Альфред Фрауэнфельд.
— Не примете ли в свое общество, герр Рехер? — широко растянул он в улыбке губы, показывая два ряда вставных зубов.
Рехеру не хотелось сейчас видеть ни Фрауэнфельда, ни кого-либо другого из коховских блюдолизов. Им неудержимо владело желание поскорее выбраться из этого удушливого подземелья, махнуть в степь или куда-нибудь на луга и идти хоть на край света, подставив ветрам горячее лицо. Но косоглазый гаулейтер принадлежал к такому типу людей, от которых и сам черт не мог бы отвязаться. Тронув Рехера за рукав, он фамильярно наклонился к нему и шепнул:
— У меня для вас кое-что имеется… Колоссальная вещь!
«Опять начнет плести о раскопках таврийских курганов», — как от зубной боли, сморщился Рехер. Он издавна презирал этого скользкого, падкого на деньги и славу чиновника. Если другие поборники нацистской идеи набивали себе мошну добром порабощенных народов откровенно, то Фрауэнфельд делал это с вывертом. Выдавая себя за новоявленного Шлимана, он каждое лето снаряжал на оккупированные территории археологические экспедиции. Они, конечно, не обогатили историческую науку, но что касается Фрауэнфельда… Ничем не приметный конторский служащий, он уже после первых «раскопок» в Чехии приобрел первоклассное имение в Баварских Альпах, обзавелся несколькими легковыми автомобилями, даже личным самолетом, стал держать около сотни «ученых» секретарей и слуг. Даже его приспешники и те не стерпели такой жадности и возбудили против ловкого «археолога» дело в партийном суде, выдвинув обвинение в присвоении национальных реликвий оккупированных стран, которые должны принадлежать рейхсбанку. Но поскольку личные коллекции Геринга, Штрейхера, Розенберга, Геббельса регулярно пополнялись драгоценными экспонатами из благородных металлов, «выкопанными» Фрауэнфельдом, то дело это быстро замяли, а ему самому высокие покровители предоставили возможность проявлять таланты на востоке, направив его генерал-комиссаром в Таврию. Все это было отвратительно Рехеру, однако он сказал:
— Пожалуйста, если желаете…
— Я привез вам в подарок золотую цепь времен Германариха, — начал Фрауэнфельд, как только машина тронулась. — Вы ведь, очевидно, знаете, что я сейчас веду грандиозные раскопки в Мангуп-Кале. Результаты колоссальные! Скоро весь мир узнает, что Крым цивилизовали готы. Думаете, кто возвел Гурзуф, Инкерман, Алушту? Наши пращуры! Это абсолютно доказано в моей монографии «Готы в Крыму»… Кстати, я подготовил также план реставрации готских городищ. В свете только что услышанных нами директив это будет иметь колоссальное значение. Но мне нужны ассигнования. Хотя бы миллионов семь-восемь… Как вы думаете, восточное министерство может выделить такие средства?
«Ага, вот почему ты прилип ко мне! — подумал Рехер. — Наверное, хочешь с моей помощью прихватить эти миллионы. Мало «раскопок», надо еще и в государственную казну руку, запустить…»
— Герр Рехер, я сегодня вылетаю в Берлин со своим планом… Не смогли бы вы черкнуть письмо рейхсминистру Розенбергу? Уверяю вас, в долгу не останусь…
«Розенбергу? — В груди Рехера что-то мучительно шевельнулось. — Интересно, знает ли Альфред о людоедском плане Гиммлера?.. Ведь для фюрера он — наиавторитетнейший знаток Востока, без его санкции фюрер вряд ли отважился бы утверждать любой план восточной политики. Розенберг просто обязан это знать!.. Но как же он мог согласиться с этим бредом? Неужели отрекся от собственных взглядов, которые в свое время провозгласил на весь свет?»
— Так вы сегодня летите в столицу? — задумчиво переспросил он Фрауэнфельда после паузы.
— Буквально через час. Личный самолет уже ждет меня на житомирском аэродроме.
И тут Рехера осенило: махнуть самому в Берлин и переговорить обо всем с Розенбергом лично. Он не то чтобы возлагал какие-то надежды на такой вояж, просто это был последний шанс повернуть фортуну к себе, и не использовать этот шанс он, конечно, не мог.
— Как бы вы отнеслись к тому, если бы я попросился к вам в компанию?
«Археолог» растерялся.