Белый морок. Голубой берег

— О Георг, в том-то и дело, что отвергнута! — Розенберг в отчаянии зажал голову руками. — Да станет вам известно: на своей последней конференции в ставке под Винницей фюрер в присутствии Бормана, Геринга, Кейтеля, Ламмерса и Гиммлера грубо обозвал меня слюнявым сентименталистом и заявил, что все мои теоретические труды годятся лишь на то, чтобы разжечь ими костер…

«Так вот оно что! Выходит, померкла звезда этого нытика», — понял наконец Рехер, что за недуг свалил Розенберга с ног. Однако не сочувствием проникся он к своему давнему покровителю — в его сердце впились ледяные клыки страха, что с падением Розенберга падут, рухнут, как воздушные замки, его собственные планы. Правда, уже в бетонном гиммлеровском подземелье он достаточно ясно ощутил холодное дыхание краха, и все же только что услышанное признание рейхсминистра неожиданно упало ему на сердце каменной глыбой. Неужели крах?

— Да, это — начало конца… — молвил Рехер глухо после длительного молчания. — И не только моего с вами, что для истории не будет уж столь заметным явлением, это — начало конца третьего рейха. Как только людоедские намерения Гиммлера станут известны на оккупированных территориях — а скрыть их практически невозможно! — так последует небывалой силы извержение народного гнева. Миллионы обреченных не станут ждать, пока подручные Гиммлера перережут их, как стадо баранов, а возьмутся за оружие. А когда за оружие берутся обреченные… Лично я ничуть не сомневаюсь, чем все это кончится. До сих пор руководители типа Коха не сумели одолеть сравнительно мизерное количество большевистских партизан даже с помощью регулярных войск, коих в рейхскомиссариате насчитывается около миллиона человек…

— Нет, там сейчас миллион двести восемьдесят две тысячи человек, — со знанием дела уточнил Розенберг.

— Тем более! Значит, если не удалось навести порядок такими силами, то что же ждет немцев, когда на борьбу поднимется все местное население? А что оно поднимется — никаких сомнений быть не может. Славянина трудно раскачать, но уж если он проснется… О, это будет невиданный в истории фронт без флангов и тыла! В нем сгорят отборнейшие немецкие армии.

— Гиммлер надеется погасить это пламя морем крови, — не без ехидства заметил Розенберг.

— В этом море легко захлебнуться и Гиммлеру. Ведь за всю историю человечества еще ни одной армии в мире не удавалось уничтожить какой-нибудь народ полностью. Массы можно запугать, поработить, но уничтожить… Не стоит также забывать, что за спинами украинцев стоят русские, белорусы, десятки других советских народностей, которые в трудную годину непременно придут на помощь своим братьям по классу. Да и не думаю, чтобы порабощенные нами европейские нации остались равнодушными к событиям на Востоке. Боюсь, как бы взрыв на Украине не вызвал цепной реакции в Европе. Уже сейчас нам приходится держать в Югославии и Франции полумиллионные армии, а что будет, когда поднимутся на смертный поединок чехи, поляки, греки, норвежцы, фламандцы?.. Если учесть уже понесенные нами за годы войны потери, то людские ресурсы рейха довольно куцы, а война еще только приближается к кульминационной точке. Даже если снять со счетов большевистскую империю, хотя завершающие бои восточной кампании будут особенно жестокими и кровопролитными, то нужно помнить об Англии, Соединенных Штатах. И вот в такой ответственный исторический момент породить себе еще одного противника… Не хочу быть злым пророком, но могу сказать с уверенностью: провозглашение гиммлеровского плана тотального уничтожения славянских народов нашей генеральной восточной доктриной следует считать началом национальной катастрофы Германии.

Как ни странно, но эти зловещие пророчества явно импонировали Розенбергу. Поняв его настроение, Рехер даже ужаснулся: ведь он рассчитывал возбудить в душе этого государственного мужа святые патриотические чувства, зажечь решимость и пылкую жажду борьбы с Гиммлером, но тот лишь тихо злорадствовал:

— Вы, как всегда, правы, Георг. Наверное, мы действительно катимся в пропасть национальной катастрофы. Только нашей с вами вины в этом не будет!

— Как это — не будет? Потомки проклянут нас за то, что мы допустили к государственному штурвалу глупцов и маньяков!

— При чем тут мы? Перед историей и потомками пусть держат ответ те, кому фюрер доверил верховодить миром. Лично я не чувствую за собой никакой вины перед рейхом.

«Все вы тут слюнявые патриоты! Если не мой верх, то пусть хоть все идет прахом. И таким вот отбросам судьба вручила право определять настоящее и будущее других народов…»