Белый морок. Голубой берег

— …Самый решающий и самый беспощадный удар мы, несомненно, нанесем по здешней интеллигенции. Книжные черви во все времена были опаснейшими врагами власти и порядка. Зараженный образованием, испорченный ложными представлениями о мире, интеллигентный мозг всегда тянется в сферу чистых теорий и неспособен удержаться в отведенных ему властью пределах. История не раз подтверждала, что разрушительный дух недовольства, бунтарства всегда шел от интеллигентов. Поэтому никакой им пощады! Ведь в будущем они способны создать идеалы, разбудить своей болтовней агрессивные инстинкты в душах смердов и тем самым объединить и повести за собой. А для нас важно, чтобы в Остготии туземцы всегда оставались примитивной, тупой массой. Только такая масса не будет представлять опасность для немецкого господства, ибо будет поклоняться единому богу — кнуту. Итак, я еще раз подчеркиваю: интеллигенция должна быть уничтожена в первую очередь.

Тупой, безжалостный и бездумный робот, который жил бы одной заботой: как угодить арийцу, — вот наш идеал унтерменша в будущем. Сформировать такой общественный строй, несомненно, можно, надо лишь убить в местных варварах любые воспоминания о прошлом, опустошить и осквернить их души. Но без полного уничтожения местной культуры — это дело безнадежное. Надеюсь, вам теперь понятна моя культурная программа на Украине? Вообще я за то, чтобы превратить все здешние города в свалку, в пустыри. Для поселения немцев они все равно непригодны — руками рабов мы построим тут города, которые были бы достойны нашего подвига! А оставлять существующие попросту опасно. Ведь не следует забывать, что рестораны и кафетерии, магазины и трамваи, парки и базары, кроме своего прямого назначения, у порабощенных народов порой становятся центрами духовного единения, местами обмена мнениями, становятся, если хотите, институциями, кристаллизирующими общественное сознание. Поэтому-то с точки зрения безопасности даже это мизерное количество украинцев, которое останется после глобальной чистки, целесообразнее всего лишить возможности широко общаться, раздробив и рассеяв их по краю. Я думаю, всего лучше было бы расселить их принудительно на постоянное, наследственное проживание на фермах, запретив при этом свободно переезжать из одного района в другой. Я абсолютно убежден, что все эти мероприятия помогут буквально в ближайшие десятилетия умертвить в сердцах унтерменшей дух общности, а заодно и сформируют тип современного раба…

Как и все мы, я безоговорочно принимаю мысль фюрера, что образование, как и совесть, лишь калечит людей. Поэтому считаю: ни о каком систематическом образовании унтерменшей не может быть и речи! Если мы научим их читать и писать, это в будущем может обернуться против нас катастрофическими последствиями. Ведь образование даст возможность наиболее развитым и сметливым из аборигенов изучить прошлое своего края, овладеть историческим опытом других народов, что непременно приведет их к таким выводам, которые рано или поздно оформятся в политические программы. Если мы и согласимся с существованием тут школ, то только самой низшей ступени. И только профессионально-утилитарного характера, чтобы обеспечить немецкое хозяйство умелыми рабочими руками. Украинец должен хорошо работать, а все остальное… Для него совершенно достаточно уметь кое-как расписаться, считать, к примеру, до пятисот и понимать дорожные знаки. Что же касается знаний, хотя бы из географии, то они могут быть ограничены одной фразой: «Столица рейха — Берлин». О литературе же, искусстве, истории, философии унтерменш вообще не должен иметь ни малейшего представления. Вся его философия должна быть сведена к простейшему морально-этическому кодексу: всегда молиться за фюрера, почитать своего хозяина, быть честным, послушным, работящим. Одним словом, здешнюю школу мы должны превратить в могучее оружие денационализации и духовного опустошения людей. Для этого в ней всегда должен господствовать высокий немецкий дух…

Гудели, надрывались над Рехером печальные, похоронные колокола. Оглушенный и истерзанный этим надсадным звоном, он чувствовал себя в кресле точно в гробу, не слышал, какие еще муки предвещал украинскому народу в недалеком будущем дегенеративный обер-палач рейха. Правда, это Рехера уже нисколько не интересовало. Главное — то, что он наконец осознал: дело, которому он отдал все свои силы и помыслы, оказалось призрачным маревом, химерным воздушным замком. О, если бы он мог знать об этом раньше!

Очнулся Рехер от напряженной тишины в зале. Сначала даже не мог толком понять, где он и что с ним. Только когда зацепился взглядом за меркнущую люстру-свастику под бетонным сводом, вспомнил все. Покосился налево, направо — по обе стороны торчали в стенных углублениях насупленно-решительные полицайфюреры и цивильные правители генеральных округов, высшие чины рейхскомиссариата, но Гиммлера на сцене-возвышении уже не было.