Белый морок. Голубой берег

Партизаны ждали этой команды, однако же короткое это «За мной!» почему-то сейчас прозвучало для них как приговор. От самого лагеря они думали о стычке с врагом, искренне стремились приблизить ее, сейчас же, когда этот миг наставал, каждый вдруг понял: впереди межа, переступить которую суждено не всем. Нет, они не боялись, просто их угнетала неизвестность. Но это продолжалось недолго. Только Заграва сделал первый шаг, вся группа дружно устремилась за ним.

Выбрались на пустынную улицу и замедлили шаг. Съежившиеся, настороженные фигуры, зоркие взгляды, а на устах немая тревога: куда-то выведет эта дорога?

До места перестрелки оставалось рукой подать, когда они вдруг остановились. Услышали впереди хриплый крик и остановились. Трудно было понять — команда это или просто невольный стон смертельно раненного, однако стало ясно: дальше идти по улице таким скопом опасно.

Заграва подозвал командиров отделений, приказал им развернуть брички и на всякий случай перекрыть выход из села.

— А ты со своими, — обратился он к Косице, — дуй к центру. Разведай, как там и что. Только без фейерверков. И не задерживаться.

— Ясно! — Петро махнул хлопцам рукой и пустился бегом туда, где вели огненную перепалку пулеметы.

Вслед за Косицей в темноту нырнуло с десяток партизан. Около догорающей хаты неслышно перемахнули через ветхий забор, шуганули, как привидения, в темный настороженный сад. Стремительная перебежка — и вот они уже перед вылизанным красноватыми отблесками майданом. Не сговариваясь, залегли в бурьяне, притаились.

— Идеальное место для наблюдения. Все как на ладони, — слышит Косица шепот скупого на слова Кирилла Колодяжного. И у него легчает на сердце от сознания, что Кирилл рядом. Как-то так уж повелось, что во всех операциях они неразлучны, всегда оказываются рядом.

— Да, место хорошее, — соглашается Косица, не отрывая глаз от громоздкого, похожего на клуб или школу, строения по другую сторону майдана.

В мерцающем свете угасающего пожара ему видны исклеванные пулями стены, провалы окон с выбитыми рамами, сорванные с петель двери. Даже и не знакомому с военными премудростями человеку нетрудно было понять, что это здание подвергалось продолжительному обстрелу. Собственно, стрельба и сейчас не утихала ни на миг. Особенно бесновались пулеметы: один — с крыши каменной коробки с непомерно большими квадратами окон, очевидно, магазина; другой — с противоположной стороны, из-за крыльца крытой железом хаты. Изредка из темных квадратов окон каменной коробки строчили и автоматы. Но только изредка.

«Выходит, вся эта баталия идет между теми, кто засел в доме, и теми, кто их осаждает, — отметил про себя Косица. — Только зачем столько канителиться с осажденными? Выслать бы гранатометчиков, прикрыть их плотным огнем, и тех, что в доме, тогда поминай как звали. А эти…» И тут ему вдруг показалось, что осаждающие не очень-то и стремятся выкурить осажденных из дома. И чем дольше он вслушивался в размеренный, несколько рваный ритм перестрелки, тем больше утверждался в своей догадке: осаждающие умышленно не идут на приступ, а словно бы чего-то выжидают. Осветили осажденный дом и выжидают. Но чего?

— Что за чертовщина? Ни бельмеса не разберу, что тут делается! — сердито сопит на ухо отделенному Колодяжный.

— Я тоже ничего в толк не возьму…

— Не нравится мне все это.

— «Языка» бы взять! — слышит Косица с другой стороны.

«Правда, без «языка» в такой ситуации не обойтись. Это — единственная возможность установить, что тут происходит», — решил отделенный. Вместе с Колодяжным он уже приготовился рвануть за «языком», как невдалеке раздался стон. Потом долетело приглушенное:

— Минуточку, герр шарфюрер, одну минуточку… Сейчас герр доктор поможет…

А вскоре из темени вынырнули двое. В немецкой форме, с раненым на руках. Тяжело дыша, они быстро прошли в нескольких шагах от партизан. И партизаны поняли: каратели! И, наверное, из батальона особого назначения.

Косица толкнул Колодяжного под бок: мол, последи, куда они. Кирилл мгновенно растворился в ночи. А через несколько минут уже докладывал Косице:

— Там, при дороге, крытые немецкие грузовики. Их три, — и показал на темные силуэты, которые партизаны приняли было за придорожные кусты.

Теперь Косице стало ясно: раз здесь, на майдане, хозяйничают каратели, значит, в доме кто-то из наших. Но каким образом они попали в ловушку? Над этим, однако, некогда было ломать голову. Главное состояло в том, чтобы вызволить своих из каменного мешка. Каким путем? Вступать в бой с карателями? Но сколько их и где сосредоточены основные силы?