Читаем Белый морок. Голубой берег полностью

— Из членов основного горкома, кажется, только Зубку удалось избежать ареста. Правда, точно утверждать не берусь, потому что Костю я не видела, но сестра его жены, с которой меня свели, заверяла: его успели предупредить об опасности. Не застав Кости дома, гестаповцы устроили на его квартире засаду. И с неделю хватали всех, кто туда приходил. Но одному из посетителей удалось вырваться на крышу дома и разоблачить засаду. Там, говорят, такая драка была!.. Несколько гадов сбросил этот смельчак с крыши, а потом и сам, тяжело раненный, окруженный со всех сторон врагами, кинулся вниз головой. Жену Кости и десятилетнего сына гестаповцы расстреляли, а Костя… Сумел ли он выбраться из Киева или, может, скрывается где-нибудь в городе, никто не знает. Разыскать его я так и не смогла.

— А Петрович? Почему ты словно умышленно ничего о нем не говоришь?

— Судьба Петровича неизвестна. Все время я пыталась напасть на его след, но тщетно. Единственное, что мне удалось узнать: якобы еще в начале мая в скверике возле завода «Большевик» гестаповцы выследили кого-то из руководителей подполья, и он не то сам застрелился, не то его пристрелили в стычке…

— В скверике возле завода «Большевик»… — прищурившись, в раздумье промолвил Артем. — Но как Петрович мог там очутиться? Я виделся с ним в последний вечер перед выходом из города, и он ни словом не обмолвился, что должен с кем-то встретиться в сквере возле «Большевика»…

— Об этом теперь можно только гадать.

— А Миколу Ковтуна ты не пыталась разыскать? Он-то наверняка знает, на встречу с кем должен был Петрович пойти в то утро к «Большевику».

— Миколу уже никто и никогда не разыщет. Микола сгорел в своем домике, отстреливаясь от эсэсовцев… А Тамара Рогозинская, второй связной Петровича, словно сквозь землю провалилась. С первых чисел мая нигде ее не встречали.

Вот и потухла у Артема последняя искорка надежды насчет Петровича. Стало ясно, почему он не прибыл на Стасюков хутор! Видно, небезосновательными были его опасения, что в подпольный центр проник гестаповский агент. Но кто он, кто?..

— Из приближенных Петровича в Киеве сейчас остался один только Кушниренко.

— Ты с ним виделась? Говорила?.. — спросили все в один голос.

— Пыталась увидеться, — ледяным голосом пригасила Клава заинтересованность присутствующих. — Но человек, который отправился к нему, чтобы договориться о месте и времени нашей встречи, назад не вернулся…

Растерянность, даже ужас застыли на лицах партизан.

— Конечно, этим я не хочу сказать ничего определенного. Трагедия с моим посланцем могла произойти и совершенно случайно. Но, как сказал мне потом Семен Бруз…

— Так ты сумела наладить связь с запасным подпольным горкомом партии? Как тебе удалось?

— С помощью друзей.

— Спасибо! Спасибо! — пожал ей руку Артем.

— Понимала же: без этого мне нечего возвращаться в отряд.

— И чем же он объясняет массовые провалы?

— Только предательством! Все подозревают Кушниренко. Несколько раз его арестовывало гестапо, но, как говорил он сам, ему всегда удавалось бежать. Никому не удавалось вырваться из гестаповских застенков, а он ускользал оттуда целым и невредимым. Не правда ли, подозрительные чудеса?

— По-моему, дело тут абсолютно ясное! — вскочил на ноги Заграва. — Кушниренко спелся с гестапо… Такую гниду надо прикончить без разговоров. И чем скорее, тем лучше! Что, не так, скажете?

Ответом ему была жуткая тишина.

— И прошу поручить это дело мне. — Молчание друзей Василь, видно, принял за согласие. — Могу заверить: из моих рук он не ускользнет.

— А чем ты докажешь, что Кушниренко действительно агент гестапо? — как бы между прочим, глядя куда-то поверх голов товарищей, спросил Ксендз.

— Разве мало доказательств? Честные люди из гестапо не возвращаются.

— Так-то оно так, но откуда точно известно, что Кушниренко бывал в гестапо?

— Об этом весь Киев говорит, — поддержала Клава Заграву.

— Слухи — это еще не доказательство. Оговорить человека легче всего.

— Но почему других не оговаривают? Почему именно к Кушниренко прилип этот слух?

— Все это я и хотел бы знать прежде, чем что-то решать, — ставит Ксендз точку на «i».

И все поняли, что он прав.

— Горячиться в таком деле не следует, — сказал после паузы командир. — Мы просто не имеем права горячиться. Речь идет о жизни нашего вчерашнего товарища. Я разделяю сомнения Витольда Станиславовича: слишком много загадочного в истории с Кушниренко… Мне сейчас припомнилась прошлогодняя осень. Тогда по городу прокатилась молва, что Дриманченко предатель. Даже свидетели находились, которые видели, как он разгуливал в гестаповском мундире по Крещатику и всех коммунистов, попадавшихся на глаза, выдавал эсэсовцам. И чем все это кончилось? Нашлись горячие, но не очень умные головы, которые решили казнить Дриманченко. И казнили. А значительно позже было установлено, что гестапо проделало с Дриманченко коварный эксперимент. Как, мол, отнесутся подпольщики к тем, кто побывал в гестапо… А кто же может быть уверен, что они не провоцируют нас и теперь?

— Так что ты предлагаешь? — резко спросила Клава.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тетралогия о подпольщиках и партизанах

Похожие книги

Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов
Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов

Новый роман от автора бестселлеров «Русский штрафник Вермахта» и «Адский штрафбат». Завершение фронтового пути Russisch Deutscher — русского немца, который в 1945 году с боями прошел от Вислы до Одера и от Одера до Берлина. Но если для советских солдат это были дороги победы, то для него — путь поражения. Потому что, родившись на Волге, он вырос в гитлеровской Германии. Потому что он носит немецкую форму и служит в 570-м штрафном батальоне Вермахта, вместе с которым ему предстоит сражаться на Зееловских высотах и на улицах Берлина. Над Рейхстагом уже развевается красный флаг, а последние штрафники Гитлера, будто завороженные, продолжают убивать и умирать. За что? Ради кого? Как вырваться из этого кровавого ада, как перестать быть статистом апокалипсиса, как пережить Der Gotterdammerung — «гибель богов»?

Генрих Владимирович Эрлих , Генрих Эрлих

Проза / Проза о войне / Военная проза