Белый олеандр

Всегда говорила, что я ничего не знаю. Но с этого и начинают! Я бы никогда не заявила, будто знаю, что снится женщинам в тюрьме, из чего состоит магия ночи или что красота оправдывает все. Так у меня не осталось бы шанса открыть для себя мир, увидеть, как он проявляется. Совсем не обязательно замечать свое лицо в каждом облаке и быть главной героиней любого события.

Кто я, мама? Я не ты! Вот почему ты желаешь мне смерти. Ты больше не можешь лепить меня по своему желанию. Я теперь неконтролируемое вещество, случайное происшествие, движение вперед. Ты меня видишь? Тогда скажи, кто я! Не знаешь… Я ничуть на тебя не похожа. У меня другой нос, широкий, а не острый, как сложенная рисовая бумага. Мои глаза не льдисто-голубые, как у тебя, с этой причудливой смесью красоты и жестокости. Они темны, как синяки на внутренней стороне руки, и никогда не улыбаются. Ты запрещаешь мне плакать? Я больше не принадлежу тебе, и ты мне не указ! Ты часто говорила, что у меня не хватает воображения. Если имелось в виду, что я способна чувствовать стыд и укоры совести, ты права. Я не могу переделать мир по своему желанию, не умею верить собственной лжи. Для этого надо быть своего рода гением.

Я вышла на крыльцо, стала голыми ногами на растрескавшиеся доски. Ветер доносил несмолкающий гул машин на Пятом шоссе, лай собак, треск выстрелов в нескольких кварталах. Ночь истекала кровью в красноватой дымке натриевых фонарей. «Наши предки когда-то разграбили Рим, — сказала она давным-давно на крыше под луной, похожей на глаз ворона. — Помни, кто ты».

Как тут забудешь… Я была ее дочерью-привидением, которая сидела за пустыми столами с карандашами и ручками, пока она работала над стихотворением. Девочка, податливая, как белая глина, которую можно лепить, поучать, превращать в свое подобие. Она лепила меня сызмальства. Показывала апельсин, сосновые иголки, граненый кристалл кварца и заставляла их описывать, требовала слов. Мне было не больше трех или четырех! «Что это? — повторяла она. — Что это?» Как я могла ответить? Она забрала все слова.

Воздух благоухал ароматом ванильных вафель, ветер шелестел листьями пальм, как мысли в моей бессонной голове. Кто я? Девушка, которую ты не знала, мама. Тихая школьница на последней парте, рисующая в блокноте. Помнишь, когда мы вернулись в Штаты, учителя сомневались, говорю ли я по-английски? Проверяли, не отсталая ли я, не глухая ли. Ты ни разу не спросила, почему. Ни разу не подумала, что, может быть, надо оставить Астрид хоть немного слов.

Я подумала об Ивон, спящей с пальцем во рту. Она обернулась вокруг младенца, словно рубашка. «Я ее вижу», — написала ты. Ты никогда ее не увидишь, даже если простоишь рядом с ней ночь напролет! Ты заметишь только выщипанные брови, плохие зубы и книги с падающими в обморок женщинами на обложке. Никогда не разглядишь доброту этой девушки, глубину ее потребностей, отчаянное желание быть кому-то нужной, из-за которого она снова беременна. Надменно осудишь ее, как судишь все прочее, и никогда не увидишь по-настоящему. Мир для тебя не более чем сырой материал, который ты переделываешь по своему вкусу. Ты не способна просто слушать гитару, тебе надо превратить ее в стихи и поставить себя в центр.

Я вернулась в дом, разложила на колченогом кухонном столе ее письма со времен Старр, Марвел, Амелии и Клэр и последние горькие выпуски. Достаточно, чтобы безвозвратно меня утопить. Ее чернила были грибком, злокачественным пятном на березовой коре, искореженной руной. Я взяла ножницы и стала кромсать цепочки слов, расцепляя вагон за вагоном сложный поезд ее мысли. Теперь она меня не остановит. Я отказываюсь смотреть на мир ее глазами.

Тщательно отобрала слова и фразы, разложила их на бело-сером линолеуме стола и принялась составлять строки. Когда закончила, тусклый рассвет стал персиково-оранжевым.

Мне тошно при мысли
Пустота
Дьявольские
Проклятые дары
Гипертрофированного чувства собственной важности
Желаю тебе смерти

Забыть тебя
Ворона
Полная фантазий
Так ужасно
Похоже
Ответственность любви
Забыть тебя
Ингрид Магнуссен

Совсем одна
Мастурбирует
Гниет
Разочарованно

Гротескные руки
Охватывают
Яды
Мусор
Гранаты

Одиночество
Отдаленные крики
Навсегда
Одна

Забрала все
Чувствуешь меня?
Состояние человека
Замышляя убийство
Прекрати
Взращивай
Покаяние

Запрещаю
Обжаловать

Морщусь
Бессильная
Ярость
Слишком важно

К черту
Тебя
Безумна
И вечно недовольна

Моя приборная панель
Показывает полный бак