Белый шаман

– Что ж, пусть это будет моим амулетом. Вечером Пойгин пришёл с Кайти в школу и сказал:

– Я не знаю, сколько потрачу здесь жизни из вечера в вечер, но тайну немоговорящих вестей постигну до конца. Хорошо, если бы это случилось к лету будущего года.

– Я думаю, что это случится гораздо раньше, – сказала Надежда Сергеевна, сообщнически улыбаясь Кайти. – Я верю в твою решимость, а в рассудок тем более.

12

Руль-мотор на байдаре Пойгина стал предметом новых волнений в Тынупе. Одни говорили, что надеяться на это железо нет никакого смысла: это тебе не собака, не олень, хоть кричи на него, хоть бей, хоть за ухом чеши – толку никакого не добьёшься, да и ушей у него нету; другие добавляли, что запах его и устрашающий голос распугают всё зверьё. Но большинство охотников, особенно молодых, были в восторге от огнедышащего идола, просили Пойгина, чтобы он взял их в море с собою.

Пойгин сделал уже несколько выходов в море, управляясь с мотором уже без Чугунова, и всякий раз возвращался с завидной добычей. Те охотники, которые плавали вместе с ним, не могли нахвалиться огнедышащим идолом, говорили о нём, как о живом существе, достойном человеческого покровительства и заботы не меньше, чем собака или олень.

Однажды, когда мчался Пойгин к берегу, торопясь на занятия в школу, он ещё издали увидел чуть в стороне от Тынупа одинокую ярангу.

– Кто это к нам подкочевал? – спросил он озадаченно.

Передав руль Мильхэру, Пойгин поднял к глазам бинокль: у яранги стоял человек. И было в нём что-то удивительно знакомое. И когда Пойгин разглядел против входа в ярангу шест, увенчанный мёртвой головой оленя, – всё понял.

– Чёрный шаман! – воскликнул он, ещё раз поднося бинокль к глазам. – Да, это Вапыскат.

Байдара на сей раз была не очень загруженной – всего три нерпы и один лахтак. И Пойгин, снова пересев на корму, принял у Мильхэра руль, направил байдару прямо к яранге.

Когда охотники причалили к берегу, Вапыскат покачал шест, и мёртвая голова оленя словно бы начала им кланяться.

– О, вы пришли! – в каком-то нервном возбуждении приветствовал Вапыскат Пойгина и его товарищей. – Вернее, не пришли, а примчались на вонючем железном Ивмэнтуне. Я уже побывал у тынупских стариков и всё знаю… Богата ли ваша добыча?

– Мы не досаждаем Моржовой матери ненасытной жадностью, – ответил Пойгин, сумрачно разглядывая ярангу чёрного шамана.

– Не дадите ли мне хотя бы кусок нерпы, жрать хочу, а нечего. Старуха моя умерла, варить некому. Да и варить нечего.

– Где же твои олени?

– Отдал сыновьям моего двоюродного брата Аляека, того самого, которого ты убил. Они в состоянии сохранять и пасти стадо.

– Сколько сыновей у Аляека?

– Зачем тебе знать?

– Их, кажется, трое, – вспомнил Пойгин и повернулся к охотникам. – Пусть кто-нибудь принесёт нерпу.

Один из молодых охотников проворно спустился вниз, побежал к косе, забрался в байдару, и через некоторое время нерпа уже лежала у яранги.

– Обещали сыновья Аляека кормить меня моими оленями, да вот забыли, наверное, что я ещё дышу и нуждаюсь в пище.

– Ну и где ты намерен жить дальше? – спросил Пойгин, присаживаясь на каменный валун.

– Здесь! – Вапыскат с вызовом ткнул в сторону яранги пальцем. – Здесь буду жить, как последний анкалин. Мне это Эттыкай напророчил.

– Ну а как живёт Эттыкай, давно ли видел его?

– Я не хочу его видеть. Он стал человеком артели.

Теперь трубку свою раскуривает… этому вошелову Выльпе. – Вапыскат помолчал, задыхаясь от негодования. – Ты почему забыл, что я почтенный человек, достойный угощения трубкой?

– Хватит того, что я угощаю тебя нерпой. И знай, я ничего не забыл. И никогда не забуду, – кивнул головой в сторону яранги. – Шкура чёрной собаки здесь?

Вапыскат раскурил свою трубку и, присев на корточки против Пойгина, долго смотрел в землю. Наконец промолвил:

– Чёрная шкура иногда обращается в живую собаку, и я слышу, как от неё пахнет твоим предсмертным потом…

Пойгин побледнел настолько, что Мильхэр, молчавший до сих пор, вдруг сказал чёрному шаману:

– Перекочевал бы ты в стойбище Птичий клюв, в Тынупе тебе делать нечего.

– Нет! Именно в Тынупе у меня будут дела! – Вапыскат расстегнул ремень на кухлянке, задрал подол, обнажая живот. – Видишь, Пойгин, мои болячки исчезли! Это значит, я победил того, кто наслал на меня порчу. Ко мне вернулись самые мои сильные духи. У меня есть хорошие помощники для моих дел…

Мильхэр подошёл к шесту с мёртвой головой оленя, покачал его и спросил:

– Это зачем? Для устрашения?

– С самых древних времён люди знали, что со стороны моря ничего не приходит злого. Теперь всё переменилось. С морского берега дует ветер несчастий. Я должен остановить этот ветер…

– Смотри, как бы тебя самого не унесло штормом вместе с твоей ярангой, – сказал Пойгин, наблюдая, как Вапыскат разделывает нерпу.

– Вы бы мне женщину прислали, чтобы сварила мяса, – ворчливо промолвил чёрный шаман. Руки его были красны от нерпичьей крови. Со вздохом тоскующего человека добавил: – Умерла Омрына, умерла моя бедная старуха – и печаль с тех пор не покидает меня…