Белый шаман

Не все ещё тайны оленьего стада знал Омрыкай, но многое вошло в него с молоком матери и потому было доступно его разумению. Знал он и то, что оленята порой собираются в одно место, затевают шалости, меряются силой. Но сегодня оленята предпочитали пастись рядом со своими матерями. Вон тот, который уже успел сломать стрелочку своего рога, по-прежнему, как он это делал, когда был ещё молочным телёнком – кэюкаем, словно бы передразнивает мать. Опустит важенка голову в снежную яму, и оленёнок делает то же самое, ударит мать копытом по снегу, и сын в точности повторяет её движения. И даже когда олениха, изогнув шею, принялась чесать бок отростком рога, оленёнок тоже попытался пощекотать себя. Но не было у него ещё настоящих рогов, и он понуро опустил голову, широко расставив голенастые ножки, как бы горестно задумавшись о собственном несовершенстве. Омрыкай едва поборол в себе желание метнуть в него аркан.

Где же всё-таки Чернохвостик? Конечно, при его белоснежном цвете он тут почти невидимка. Только по чёрному хвостику, по копытцам, по глазам да по носику можно разглядеть его на снегу. Однако у настоящего чавчыв должно быть особое чутьё на оленя, пора, давно пора уж и обнаружить Чернохвостика.

Омрыкай прошёл через всё стадо вдоль склона горы, поднялся вверх, снова опустился и вдруг замер: у каменистого выступа лежал рядом с матерью его Чернохвостик. Да, конечно, это был он! Издали можно подумать, что это сугробик снега. Однако почему оленёнок лежит?

Омрыкай знал, что в сильный холод слабеющие олени порой ложатся в снег, сберегая силы. Пастуху в это время необходимо быть особенно наблюдательным: если олень пережёвывает жвачку – не тронь его, но бывает, что уже нечего бедняге пережёвывать, а встать не может; здесь уж не зевай, пастух, помоги оленю собраться с силами, иначе голод и холод сделают своё страшное дело.

Чернохвостик и его мать мечтательно пережёвывали жвачку, и Омрыкай облегчённо вздохнул, заулыбался.

Всё ближе подкрадывался мальчик к своему любимцу. Оленихе это не понравилось, она легко встала, наклонила вниз голову, подозрительно разглядывая маленького человека. Вскочил и Чернохвостик, в точности повторив все движения матери. Как он вырос! Ножки тоненькие, а колени узловатые и копыта крупные: быть ему вожаком стада. Вот только жаль, что родился он существом иного вида, таких и люди не милуют, стараясь ублажить духов, и волки почему-то режут чаще всего. Но ничего, Чернохвостик сумеет себя защитить от любого волка, а отец не заколет его, он и сам полюбил этого оленёнка.

Важенка не выдержала опасной близости пастуха, отпрянула в сторону. Отпрянул и оленёнок, показав черненький хвостик. Но тут же повернулся, разглядывая маленького пастуха так, будто в его голове пробуждалось какое-то смутное воспоминание.

– Что, узнаёшь? – тихо, боясь вспугнуть оленёнка, спросил Омрыкай.

Чернохвостик пошевелил оттопыренными ушами, совсем по-детски склонил голову, как бы желая ещё раз услышать голос маленького человека, который, видно, сам был среди людей их кэюкаем. Хоркнув, Чернохвостик покосился на мать, верно бы спрашивая у неё разрешения поближе познакомиться с маленьким человеком, и, не в силах одолеть любопытство, пошёл к нему, вытягивая заиндевелую морду. Однако олениха, которая до сих пор делала вид, что пришелец ей безразличен, сердито фыркнула, и Чернохвостик сделал стремительный скачок в сторону, отбежал на порядочное расстояние и принялся пастись, проявляя к Омрыкаю обиднейшее равнодушие.

Омрыкай долго бродил вокруг оленёнка, намереваясь набросить на него аркан, но уж очень не хотелось ему портить отношения с Чернохвостиком: аркан есть аркан, он всегда пугает оленя. Отстегнув от ремня ачульгин из тюленьей шкуры, Омрыкай, как это делают взрослые пастухи, помочился в него, протянул в сторону оленёнка: он знал, как мучает оленей соляное голодание. Приходилось Омрыкаю видеть не раз, как лизали олени солончаки в тундре, как устремлялись к снежным комьям, на которые выливается по ночам моча из ачульгинов, как обгладывали скинутые рога. Случается, что олени съедают леммингов, чуя соль в их крови, а важенки обгрызают рожки собственных телят.

Всё ближе подходил Омрыкай к оленёнку, неся в вытянутой руке ачульгин, но тот ещё явно не понимал, в чём суть великодушного жеста маленького пастуха; зато взрослые олени, забыв всякую осторожность, бросились к человеку. Омрыкай отгонял оленей, настойчиво пытаясь сблизиться с Чернохвостиком. В конце концов ачульгин опустошила мать оленёнка. Пристегнув ачульгин опять к поясу, Омрыкай пришёл к выводу, что Чернохвостика надо поучить, и ничего особенного не случится, если он испытает, что такое аркан в руках настоящего чавчыв.