Белый Шанхай

Теперь он уже не понимал, как можно было уступить Нину другому. На что он ее променял? На службу у Сунь Ятсена? На брак с Эдной? Неужели она и ее папаша стоили этого?

Тогда, в 1923 году, Даниэлю надо было под любым предлогом увезти Нину с собой. Ведь она была готова любить его — он знал это наверняка. Нина была беременна? Ну и что? Сделали бы аборт.

Даниэлю казалось, что он упустил шанс, выпадающий раз в жизни. Ему было тридцать восемь лет, впереди его ждала туземная война и, возможно, нелепая гибель, а он до сих пор не испытал даже бледного подобия любви, которая выпала на долю Клима Рогова.

Нина предстала перед ним в новом свете. Раньше он видел в ней сказочную женщину-лисичку — не вполне реальную и втайне враждебную ему. Мечтать о ней не имело смысла, потому что у нее все было «невзаправду»; церемониться с ней тоже не стоило — у оборотней не может быть человеческих чувств. Но оказалось, что Даниэль все это придумал в порядке самозащиты — лишь бы не увязнуть в отношениях, которые могли стать для него слишком важными.

Он добился своего и не увяз — и что?

У него появился новый ритуал: поднимаясь в небо, он пролетал над Нининым домом. Иногда внизу мелькал женский силуэт, и каждый раз сердце Даниэля падало, как в бездну.

«Я верну ее», — повторял он, но не отваживался направиться к Нине. А что если после всего случившегося она не пустит его на порог?

Через Олмана Даниэль выяснил, что Нина занялась календарями и наняла в качестве модели актрису по фамилии Хуа. Бинбин мечтала сама снимать фильмы и написала сценарий о девушке, в детстве просватанной за парня из другой деревни. Жених умер, но согласно уговору невесту обвенчали с поминальной дощечкой, на которой было написано имя покойного.

На съемки нужны были деньги, а взять их было неоткуда. Кино — дело ненадежное: сегодня картина пошла, а завтра нет, и желающих рисковать не находилось. Владельцы синематографов не особо жаловали китайские фильмы и предпочитали продукцию Голливуда, которая не касалась местной политики и традиций. А тема, которую хотела затронуть Бинбин, была более, чем щекотливой, и картину могли попросту запретить.

Даниэль придумал, как подружиться с Бинбин: он рассказал о ее задумке супруге, и Эдна тут же раскошелилась на благое дело.

Бинбин не знала, как благодарить Бернаров. Она с увлечением принялась готовиться к съемкам и с утра работала в издательстве календарей, а вечером репетировала с друзьями-актерами. Теперь, вместо Шанхайского клуба, Даниэль ездил к ней на съемочную площадку и между делом расспрашивал о Нине.

Оказалось, что поначалу дела издательства шли неплохо: первый тираж был распродан, и Нина подписала несколько договоров о рекламе. На новых плакатах в центре помещалась девушка, внизу — календарь, а по углам — виньетки с изображением лавандового мыла, гребней или зубного порошка.

Все было готово к печати, но иезуиты не отправляли Нинин заказ в типографию. Они работали с ней в счет долга, и у них всегда находились более важные клиенты, платившие деньгами. Отец Николя ссылался на нерадивых исполнителей, исполнители — на дурное начальство, и дело не трогалось с места. А между тем конкуренты прознали, что на календари с китаянками имеется спрос, и тут же наводнили рынок похожим товаром.

— Мисс Нина вряд ли сумеет выкрутиться, — вздыхала Бинбин. — В последнее время у нее все из рук валится: она ждет от кого-то вестей, а этот человек не пишет ей, и она с ума сходит от беспокойства.

Даниэль понял, что визит к Нине откладывать нельзя.

2

Нина отказалась принять Даниэля. Он долго стоял перед ее домом и раздумывал, как быть. Земля вокруг была усыпана белыми цветами акации, и Даниэль тростью вычерчивал среди них вопросительные знаки.

Сверху послышался шорох, он поднял голову и увидел в окне второго этажа колеблющуюся гардину.

Даниэль снял шляпу.

— Доброе утро, Нина!

— Что вам угодно? — сердито спросила она.

— Нам надо поговорить. Я знаю, что вы на грани разорения из-за жуликов-иезуитов.

Нина все-таки велела впустить Даниэля. Он пошел вслед за амой по дому, примечая подробности Нининого быта: на стойке не было мужских зонтов, по полу были раскиданы кубики, салфетки и погремушки. На всем лежал отпечаток торопливой небрежности — как бывает у хозяев, которым некогда заниматься домашними делами.

Нина ждала Даниэля на залитой солнцем террасе. Она сидела на плетеном диване — бледная и напряженная. В руке у нее мелко подрагивал черный атласный веер.

Кресло для гостя стояло у ступенек, сбегавших в сад, — как можно дальше от Нины, но Даниэль сел на диван рядом с ней.

— Рассказывайте, что у вас происходит.

Сперва Нина хорохорилась и говорила, что сама может справиться со своими проблемами, но потом вдруг сдалась и выложила Даниэлю все как есть — и о крушении чехословацкого консульства, и о своей Китти, и о попытках заработать на календарях.

— Монахи пользуются тем, что я не могу подать на них в суд, — возмущалась Нина. — Ведь тогда мне придется признать, что я торговала порнографией. Да и какие у меня шансы выиграть у ордена иезуитов?