Белый шиповник. Сборник повестей

- Ну, паря, - говорил, растирая его, милиционер. - Ты никак двужильный… В старике килограмм девяносто, а ты его шесть километров волок.

В бараке были какие-то люди с ружьями. Доктор в халате. И радист кричал в микрофон:

- Да! Да! Значит, сначала примете раненого, а потом вертолёт верните. Да, он нужен для облавы. Охотники собрались. Да, двадцать семь человек! Вооружены! От райцентра идёт вездеход! Из лесничества передали: егеря уже прочёсывают лес…

- Жив Антипа Андреич? - спросил Петька.

- Теперь-то выживет! - ответил врач.

Глава заключительная

БЕРЕГИ ЧЕСТЬ СМОЛОДУ

А может, всё это приснилось? И не было ни леса, ни старого егеря, ни Кати… Петька стоит у стола. А ребята говорят обидные слова.

- Врун! Врун! - кричит Васька Мослов. - Систематически обманывает коллектив!

Пионерский сбор с обсуждением беззастенчивого вруна Столбова состоялся в первую неделю третьей четверти. И всё происходило так, как и предполагал беззастенчивый врун. Только отца не было на обсуждении и мама не смогла прийти: у неё “полетела” какая-то установка - и она задержалась на работе.

А тут ещё на обсуждение пригласили учителя литературы Бориса Степановича, единственного учителя, который относился к Петьке серьёзно и даже один раз его хвалил за фантазию и находчивость. Но Петьке от того легче не было.

Петька смотрел на бушующий негодованием класс, и ему казалось, что ребята говорят не о нём.

- Ребята, - сказал Петька, - я теперь совсем другой. Тут так много всего за каникулы произошло! Я совсем переменился, честное слово.

И он начал рассказывать про болото, про скит и про книги… Сначала его слушали завороженно. У второгодника Сапогова прямо глаза на лоб вылезали и рот открывался так, что казалось, он нижней челюстью парту зацепит. Но когда Петька стал рассказывать, как он тащил Антипу шесть километров, Борис Степанович - сам Борис Степанович! - покачал головой и сказал:

- Нет, Столбов, ты неисправим!

- Староверский скит! Ха-ха-ха! - захохотал второгодник Сапогов. - Вот умора! Деревянное царство!

И вслед за ним захохотал весь класс. Даже Панама смеялся! Даже Маша Уголькова! Даже Борис Степанович!

Петька смотрел, как дёргаются и багровеют от смеха ребята, как Сапогов, дубина Сапогов, валится от смеха с парты, и вся эта картина заволакивалась у него туманом. И класс стал стихать. Потому что увидел, что признанный классный шут и клоун, врун Столбов… плачет. Это было так неожиданно, что класс растерялся. И никто не задерживал Петьку, никто не побежал за ним, когда он взял портфель и медленно вышел из класса.

Он шёл длинным коридором, и ему хотелось назад в деревню, туда, где он был нужен. Где никто не смеялся его рассказам.

Он очнулся, когда за плечи его обнял Борис Степанович.

- Петя, сказал он. - Неужели ты говорил правду?

На этот вопрос Петька мог только шмыгнуть носом.

- Это поразительно! - взъерошил себе волосы учитель. - Ты первый раз говорил правду - и тебе не поверили.

- Это нормально! - сказал Петька. - Береги платье снову, а честь смолоду… Фольклор.

- Петя, ты извини меня.

И Петька простил учителя, и всех ребят, и даже Ваську Мослова, потому что он был добрым человеком. А дома его ждала бандероль. Когда Петька разорвал упаковку, он увидел знакомую ему книгу в кожаном переплёте. “Неужели Антипа Андреич умер?” - было его первой мыслью, и сердце его оборвалось. Но тут же он увидел чёткую подпись на конверте: “Пророков” и облегчённо вздохнул.

“Дорогой Пётр Михайлович! - начиналось письмо. - Во первых строках письма кланяются тебе твои любящие бабушка, дедушка, Катя…” Дальше шло бесчисленное перечисление имён Катиных братишек, мелиораторов, лесоустроителей, егерей, милиционеров, бригадиров, трактористов. И Петьке вдруг показалось, что все они вошли в его комнату. И стоят, улыбаются, похлопывают его как равного по плечам, угощают семечками.

“…Все желают тебе здоровья и успеха в учении, а также ждут на летние каникулы, поскольку осушение идёт вовсю и каждые руки на счету. Сообщаю также, что после заживления раны поселился я у Клавдия на отдыхе. Чему очень рад. Катерина Стамикова навещает нас каждое воскресенье, как только из интерната приезжает. Про свои дела она напишет тебе особо.

Дорогой Пётр Михайлович! Я тогда был неправ. Но пойми, не хочется кровное и нужное отдавать людям дурным. Мы ведь за это умирали, и не в одном поколении…” (Дальше было совсем непонятно. Видно, Антипа очень волновался, когда писал…) “А также посылаю тебе карту Раскольникова болота со всеми промерами, трясинами и путём в скит. Карту и книгу покажи людям сведущим и привози летом учёных”.

“Так вот почему дорогу-то найти не могли!” - понял Петька. Тропа была замысловата, изломана, она шла сначала у самого леса, вдоль края болота, и всякий, кто пытался пересечь его по прямой, попадал в трясину.

Можно долго рассказывать о том, как пробиралась в скит специальная научная экспедиция, как пытались помешать ей “барахольщики”. Как доверил дед Клавдий Петьке свой плотницкий топор.

Но это слишком длинная история. И рассказывать ее надо отдельно.