Белый жеребец

Буров всматривался в кустарник, который выглядел теперь совсем не так, как неделю назад. От ветра и мороза листва облетела, кусты совсем голые, но с высокими шапками снега. «К счастью, кустарник не такой густой, как там, — подумал Буров. — Зимой, когда нет листвы, зверя видно лучше, да и шаги не так слышны».

Он допил чай и, отдав пустую кружку Мите, который положил ее в торбу, притороченную к седлу, подмигнул Василию.

— Ну, пора за дело.

От нетерпения он совсем не чувствовал мороза.

Тронулись в путь, с большой осторожностью двигаясь по краю редкого кустарника, сказочно красивого в причудливом снежном уборе. Внезапно Буров резко дернулся, кровь прилила к голове: прямо из-под ног коня с шумом взлетела стая куропаток; с ветвей с легким стеклянным звоном осыпались комки смерзшегося снега. Затем снова наступила тишина, абсолютная морозная тишина. Он заволновался, когда полчаса спустя заметил цепочку больших, глубоких следов — следов старого, тяжелого лося. Временами их пересекала другая цепочка, следы которой были значительно меньше. На солнце они уже покрылись инеем, в них залегли тени.

Василий приблизился к Бурову и зашептал:

— Вряд ли они пошли на открытую равнину. Кустарник тянется очень далеко, и лоси наверняка где-нибудь здесь. Будьте внимательны: когда у быка не ладится с самкой, он ничего не видит и не слышит, вы можете прямо наткнуться на него.

Буров кивнул, нервно усмехнувшись.

Маша ехала рядом с пастухом по следам лосихи. Кустарник впереди несколько уходил в сторону, образуя как бы полуостров, а за ним виднелась ровная долина.

Они осторожно продвигались вперед, огибая низкие, засыпанные снегом кусты, группы карликовых берез, ивы и лиственницы, чтобы не производить излишнего шума, как вдруг впереди, за кустами, на равнине, которая была еще плохо видна, раздался топот.

Буров сорвал с плеча ружье, готовый выстрелить, как только заметит зверя и возьмет его на мушку. Ружье было хорошее, испытанное, с ним он уже немало поохотился, добыв много трофеев; топот, который он услышал, звучал у него не только в ушах, он отдавался в его мозгу.

В это мгновение он заметил знак, поданный Василием, и услышал его резкий приказ:

— Быстрее! На равнину!

И тут же увидел, как конь Василия рванулся вперед, продираясь сквозь чащу. Буров последовал за ним.

Обсыпанный снегом, взволнованный, полный надежд и опасений, что лось уйдет прежде, чем он сможет выстрелить, Буров заметил впереди, среди мелких кустов, какое-то движение. Наконец-то!

Но, разглядев лошадей, он разочарованно выругался:

— А, черт! Снова этот табун!

В разгоряченном мозгу мелькнула мысль, что они, наверно, опять дерутся: слышался топот, громкое фырканье, дикое ржание.

Буров не понял, почему Василий напролом поскакал через кусты, и поспешил за ним.

Ржание становилось сильнее, конь Бурова тоже забеспокоился — вскинул голову, захрапел, прядая ушами, а потом заржал. Буров крепко сжал его бока коленями и подгонял каблуками.

И тут он заметил низкую серую тень, мелькнувшую среди кустиков на равнине, а затем еще одну.

— Что такое?

— Волки! — закричал Василий. — Скорее! — И сорвал ружье с плеча.

Буров тотчас забыл про лося, горло перехватило от волнения. Припав к шее коня, он ударил каблуками заупрямившееся животное. Левой рукой он держал поводья, а правой сжимал ружье.

Они вырвались на равнину, поодаль, на самом краю, остановилась Маша.

Лошадь испугалась, Маша с трудом удерживала ее, туго натянув поводья и сжимая коленями бока. Она первая заметила волков. Митя заехал в чащу, внимательно изучая место, где прежде паслась лосиха, а Маша дожидалась его у замерзшего ручейка на краю луга. Оттуда она и заметила табун, который в панике скакал по освещенной солнцем равнине. Она явственно видела, как в облаке взвихренного копытами лошадей снега мчатся волки. Лошади проваливались в снег, а волки легко бежали по ледяному насту, быстро сокращая расстояние, отделявшее их от преследуемого табуна. И в момент, когда они почти догнали табун, два волка неожиданно оказались перед жеребцом и пересекли стаду путь.

Лошади остановились, сбившись в кучу.

Жеребята вдруг оказались в центре шевелящегося замкнутого круга, образованного кобылами, которые повернулись головами к жеребятам. Кобылы бешено вскидывали сильные задние ноги, как бы создав таким образом стену, не позволявшую волкам напасть на жеребят.

Маша увидела жеребца и по темной отметине на лбу узнала его. Он обегал свой табун, с бешеным рыком нападая на атакующую стаю, нанося удары копытами и зубами. Один из пепельно-серых полярных волков, почти таких же светлых, как и лошади, от удара копытом отлетел в сторону, однако в тот же миг второй волк, ловко подскочив сбоку, вцепился зубами в брюхо жеребца. Тот на бегу стряхнул его, продолжая бить копытами.

От ослепительно блестевшего на солнце снега и от волнения у Маши рябило в глазах, кровь пульсировала с такой силой, что перехватывало дыхание, и она с ружьем за спиной, словно парализованная, недвижно стояла на месте, пока не раздался выстрел.