Белый жеребец

Маша все еще пристально смотрела на круг, вытоптанный жеребцом, сердце ее билось все сильнее.

— Вы правильно сделали, — сказал Василий. — Хоть не мучился. А какой был жеребец…

Лишь теперь Буров обратил внимание на то, что Маша еще держит в руках дробовик, а на лбу мертвого жеребца чуть повыше глаза зияет страшная рана. Шерсть вокруг раны потемнела, кровь еще сочилась, застывая на снегу под неподвижной оскаленной мордой.

Буров посмотрел на жену с удивлением.

— Молодец, Маша. — Только теперь его поразило ее лицо — взволнованное, бледное до синевы, глаза полуприкрыты. — Что с тобой? — спросил он озабоченно. — Тебе нехорошо?

Вдруг он подумал, что она так ничего и не ответила ему, не сказала ни слова с той минуты, как он притащил волка.

Он подошел и легко взял ее за локоть.

— Маша! Маша, ну возьми себя в руки! Теперь уже все позади. Все кончено.

В ее взгляде появилась какая-то сосредоточенность, лицо приобрело строгое и неприступное выражение, оно казалось застывшим, как маска.

— Оставь меня. Не прикасайся, — произнесла она тихо. Их глаза на мгновение встретились.

Бурову показалось, что в ее взгляде мелькнуло презрение, словно она внезапно испытала глубокое отвращение. Он ничего не понимал.

— Что с тобой?

Она не ответила, губы ее были крепко сжаты.

— Что с вами? Что случилось? — спросил Василий.

Осмотрев с Митей мертвого жеребца, он подошел к ним и тоже заметил, как изменилось ее лицо.

— Маша немного переволновалась, — ответил Буров. — Ей нехорошо.

— Не глядите на кровь. Зрелище не из приятных. Как на бойне. Саша, у вас еще осталось что в бутылке? — обратился он к Бурову, потом снова заговорил с Машей: — Ну-ка, глотните как следует, это вас подбодрит, успокоит.

Буров протянул бутылку.

Маша сделала два глотка и молча вернула ему бутылку. Ее знобило, она едва передвигала онемевшие, словно чужие ноги, ее мутило. Но она взяла себя в руки.

Да, надо пересилить себя.

Она слабо улыбнулась Василию.

— Ну, вот уже и лучше, правда? Это все нервы, — повторял он. — Все пройдет.

При этих словах она добела закусила губу.

— Да. Уже лучше, — сказала она.

«Что за фокусы?» — подумал Буров. Машино поведение озадачило его, вызвав неприятное, леденящее чувство. Ему хотелось заглушить это ощущение, к тому же его все еще переполняло возбуждение от схватки с волками, и он снова заговорил о своем трофее:

— Ты видела, как этот волк кувыркнулся носом? Пуля попала прямо в голову.

— Я видела, как жеребец защищал табун, — с ударением произнесла она чужим голосом и взглянула на мужа. — До последнего издыхания… — От волнения она не находила нужных слов. — Я не знала, что… Он не оставил их. Он не бросил их, даже когда… — Она опять на минуту замолчала.

— Жалко его. Чертовски жалко, — со вздохом отозвался Буров.

Он неотрывно наблюдал за женой. Внешне она говорила спокойно, однако он понял, что в ней вновь всколыхнулось все пережитое, хотя она и пытается это скрыть. Он предчувствовал, что́ теперь может последовать. «Вот тебе и на, — подумал он. — Черт побери, снова здоро́во». Возбуждение, радость от большой охотничьей удачи пропали.

— А как по-вашему, если бы он ускакал и бросил кобыл и жеребят, он бы спасся? — спросила Маша Василия.

— Конечно, — кивнул он. — Но жеребец этого никогда не сделает. Это его табун, его семья, понимаете? — Василий закурил сигарету и добавил: — Если у волков есть верная добыча, они никогда не уйдут. А здесь их ждала добыча — жеребята.

— Я не видала и не слыхала такого, — произнесла она, помолчав. — Мне бы в голову не пришло, что животное будет так отчаянно защищать табун, хотя могло бы спастись.

«Вот оно что», — подумал Буров. Неприятное ощущение не проходило.

В эту минуту вернулся Митя — он осмотрел кобыл, а теперь брезгливо подтащил волка с перебитой копытом шеей.

— Что сделаем с жеребцом? — спросил он.

— Раз уж такое дело, заберем мясо, — ответил Василий хмуро. — Здесь оставим только требуху да кости с остатками мяса. Поставим вокруг капканы. Ночью те волки, что уцелели, скорей всего, прибегут сюда, чтобы поживиться. А утром мы проверим капканы.

Василий смотрел на волков без всякого удовлетворения, хотя и должен был получить за них кругленькую сумму.

— Вы захватили с собой волчьи капканы? — удивился Буров.

— Нет, на такое я не рассчитывал. Но Митя быстро съездит домой, а до вечера успеет вернуться сюда и все сделает. А мы тем временем уложим мясо и отвезем его.

Когда Василий заговорил о мясе жеребца, Машу начала бить дрожь. Она знала, что якуты любят конину, она и сама ела ее почти с удовольствием, но мысль о том, что она могла бы проглотить кусок мяса этого животного, вызвала в ней отвращение.

— Когда на прошлой неделе мы искали кобыл, вы говорили, что волки им не угрожают, — напомнила она Василию.

— Само собой, — кивнул он. — Но погода переменилась, понимаете? Нет ни уток, ни рыбы, которую они ловили на мелких местах. А главное — полевки. Их тут много. Но найти их, когда земля замерзнет, и выгребать из-под снега — штука нелегкая.

— Много здесь волков? — с интересом спросил Буров, радуясь, что завязался разговор.