Бемидбар

Иные возмущались: "Как может человек прожить на пище, не вызывающей никакого выделения? В конце

концов наши животы лопнут".

Другие сетовали: "Очень тяжело жить без всяких запасов. Мы каждый день беспокоимся, выпадет ли

назавтра ман. Если, не дай Б-г, он не выпадет, то наши семьи будут голодать. Почему нам не разрешено

собирать ман про запас?"

Истинной причиной всех этих жалоб было то, что счастливо жить на одном лишь мане могли только великие

праведники.

Хотя в мане содержались все полезные вещества, необходимые для телесного здоровья, человек,

стремившийся наедаться до отвала, не мог им довольствоваться. Это была изысканная легкая пища,

обращавшаяся более к душе, нежели к желудку. Праведник оставался доволен, ибо май питал его душу:

вкушая его, он обретал новые познания в Торе. Чем больше было величие этого праведника, тем больше

глубокого проникновения и мудрости получал он от своей дневной порции. Те же, чей уровень не был столь

высок, жаждали пищи, насыщающей тела, и ман их не удовлетворял.

Гемара рассказывает, что Иеошуа получал в день столько же мана, сколько вся община Израиля.

Что означает эта фраза? Хотя все евреи получали одинаковое количество мана — по омеру в день, — они в

разной степени, в соответствии со способностью каждого, возвышались духом от этого омера мана.

Иеошуа, величие которого равнялось величию всей остальной общины Израиля, извлекал из своей порции

мана столько же духовных представлений, сколько весь остальной народ, взятый вместе.

Тора опровергает хулу, возведенную сынами Израиля на ман, снова подчеркивая его удивительные свойства.

"Посмотри, на какую чудесную пищу возжаловались они," — говорит нам Ашем в Торе. Она блестела и

была привлекательна, как горный хрусталь. На вкус она была восхитительно сладка. И хотя она падала на

голую почву, ни прах земной, ни насекомые не пачкали ее, ибо доля каждого еврея была обернута в покров

из росы, чтобы сыны Израиля получили ман совершенно чистым.

Кроме того, он помогал судьям разрешать запутанные тяжбы. Например, если спор шел о том, кому

принадлежит некий раб, судья просто-напросто смотрел, перед чьим порогом выпадет ман этого раба на

следующее утро. Хозяином раба был тот человек, у дома которого выпадал ман этого раба.

Ашем разгневался на то, что евреи не устояли перед своими прихотями.

С Неба сошел огонь и пожрал подстрекателей из зрев рав.

Огонь поглотил также души старейшин Санхедрина.

Эти старейшины подлежали смертной каре еще со времени дарования Торы. Они извлекли тогда

наслаждение из лицезрения Шехины, как если бы они ели и пили, но Ашем щадил их до тех пор, пока вина

их не умножилась.

Эти старейшины, хотя и были праведниками, стали тоже подвержены прихотям (правда, их грех нельзя

сравнивать с прегрешением эрев рав). Поэтому и последовала кара Ашема.

Старейшины все же окончили свои дни достойным образом. Небесный огонь поглотил только их души, а не

тела, как было с эрев рав.

Когда евреи увидели, как огонь пожирает старейшин и эрев рав, их обуял страх. Не распространится ли

пламя и не сгорят ли они тоже?

После сетований на ман им было стыдно обратиться к Ашему, и они упросили Моше помолиться от их лица.

Ашем принял молитву Моше. Огонь был залит водой на том же месте, где появился. Моше назвал место

гибели грешников "Тавера" (Пожар), объяснив народу: "Если вы совершите тшуву за сетования свои, то

огонь останется затопленным, но ежели нет, то он вспыхнет опять и вспыхнет новый пожар".

Как нам относиться к прегрешениям Поколения Пустыни

Как нам относиться к прегрешениям Поколения Пустыни

Рабейну Мешулам, сефардский мудрец, был личным врачом одного арабского царя.

Царь вызвал его на спор: "Твои предки были очень неблагодарными людьми. Им был дан ман, изысканная

пища, подобная той, что вкушают ангелы. Как могли они скучать по каким-то дыням и чесноку?"

"Я дам тебе ответ завтра", — сказал р. Мешулам.

Когда его визит к царю окончился, р. Мешулам тихонько прошел на царскую кухню и приказал повару: "Я,

главный лекарь, повелеваю тебе ввести для царя ограничение в пище. Завтра ему следует подавать все блюда

без чеснока". (После обеда царь всегда ел чеснок.) На следующий день ему не дали чеснока. Он призвал к

себе главного повара и отчитал его за недосмотр. "Так мне приказал этот еврейский лекарь", — ответил

повар. Царь призвал р. Мешулама и сказал ему сердито: "Разве ты не знаешь, что я не чувствую себя

отдохнувшим, если не поем чеснока после трапезы? Почему же ты велел, чтобы мне его не подавали?"

"Царь, господин мой, — вкрадчиво ответил р. Мешулам, — да услышат твои уши то, что произнесли уста

твои: ты сетовал на то, что одну лишь трапезу лишен был своего привычного чеснока. Мои же предки сорок

лет были лишены своей обычной пищи и жили одним лишь маном. Могли ли они не сетовать?"

"Речь твоя справедлива, справедлива и Тора твоя", — признал царь.

Учитывая, что сыны Израиля числом в два с половиной миллиона душ сорок лет жили в условиях, когда от

них все время требовался высочайший уровень веры, упования на Ашема и праведности, мы не можем

осуждать их.