Бен и Мариэль

Поскольку стояла прекрасная погода, да еще и выпавшая на выходной день, на площади было много народу: детишки резвились в фонтане, старушки с лавочек подкармливали нагловатых голубей, туда-сюда сновали хозяйки, прижав к груди пакеты с ярмарочными товарами, приезжий цирк устанавливал сцену для своих выступлений. Бен давненько не видел такого движения в городе. Казалось, Голуэй ожил с приездом Мариэль.

— Мы можем дождаться артистов или прогуляться по парку, — предложил Бен Мариэль, которая с самым веселым видом оглядывала все вокруг, — а если хочешь, можем пойти на карусели или сходить до пристани, посмотреть, как разгружается баржа. Можем посидеть в бистро или взять билеты в театр. Чего бы тебе хотелось?

Мариэль остановилась и, бросив взгляд на фонтан в центре площади, улыбнулась:

— Я бы не отказалась от пикника.

— Пикника? Хорошо. Купим скатерть и пойдем в парк или на пляж.

— Нет, прямо здесь!

— Здесь? Ты шутишь?

— Я похожа на человека, который шутит? — спросила Мариэль и сделала самое серьезное лицо, отчего Бен рассмеялся.

— Что ж, можно и здесь. Полагаю, сидеть на брусчатке нам будет не хуже, чем на траве.

Купив все необходимое, они расстелили огромную салфетку прямо у цветочных часов, что располагались напротив фонтана, и устроились, весело жуя гамбургеры и удивляясь своим выходкам.

— По-моему, это наш самый смелый поступок, — подытожил Бен.

— И самый глупый, — засмеялась Мариэль, — но сегодня хочется делать все, что приходит в голову.

— Это дань детству?

— Просто восполнение утраченного.

— Не переживай! Если бы не эта разлука, мы бы и не встретились! — подмигнул Бен.

— Но мы бы и не расставались.

— Как знать, может, мы бы так надоели друг другу за эти годы, что не могли бы и стоять рядом!

— Да, этим можно успокоить свою обиду.

— Утратившие рай, мы вновь обрели его.

— Верно, но как жаль времени, которое мы потеряли. Кто нам вернет его?

— Брось, Мариэль. Ты всегда была оптимисткой. Мы же все-таки встретились, и это главное.

— Ты всегда умел убеждать меня, — весело махнув рукой, сказала Мариэль. — Видела бы меня сейчас мама, она упала бы в обморок.

— Да, но вряд ли она здесь появится.

— Кого мы и можем здесь встретить, так это Касси. Что? Что смешного?

Улыбаясь, Бен приблизился к Мариэль и дотронулся до ее щеки. Мариэль будто током обожгло.

— У тебя тут кетчуп, — объявил Бен, показывая красные пальцы.

— Спасибо.

— Пустяки.

— Никогда не ела ничего подобного. Просто потрясающе!

— Серьезно? Ты никогда не пробовала гамбургеры?

— В первый раз.

— Надо же! В таком случае я рад, что ты попробовала их со мной.

— Потому что они будут напоминать мне о тебе?

— Потому что, — улыбнулся Бен.

— Мне нравится, что ты сегодня такой веселый. Вчера ты был куда более диким. Если бы я не знала о существовании мистера Райнера, то решила бы, что тебя растили бульдоги.

— Просто я уже привык к тебе.

— Сильно привык?

— Уже не отвыкнуть.

За какие-то двадцать секунд небо потемнело, и послышались громовые раскаты.

— О-оу, — провозгласила Мариэль, беря в руки свой букет маков.

— Ну, ведь у нас не было напитков.

— Нет, нет, стаканчику дождя я предпочитаю сухомятку.

Дети с визгом кинулись под крышу, бедные циркачи натягивали на свои постройки брезент, а горожане кинулись под зонтики летнего кафе. Дождь хлынул трехнедельным запасом. Пока Бен и Мариэль привели в порядок свое место, они уже промокли до нитки.

— Ты не против дождя, Бен?

— Ничуть, — засмеялся он, — Но я не хочу, чтобы ты заболела, поэтому мы, как все приличные люди, встанем под крышу.

— Нет, нет!

— Не спорь.

— Ну давай побудем под дождем, ну пожалуйста-пожалуйста, а?

Вместо ответа Бен снял с себя рубашку и надел ее на Мариэль поверх ее тоненького платья. Так теплее?

— Да, спасибо. А сам ты теперь будешь прозябать в майке?

— Мне не холодно, если я знаю, что тепло тебе.

— Именно поэтому у тебя мурашки?

— В самом деле? Значит, надо разогреться. Потанцуем?

— Да? — Мариэль до того удивилась, что ее глаза округлились еще больше.

— Я серьезно. Какой твой любимый танец?

— Вальс. Ты умеешь?

— У меня своя манера его исполнения. — И он, живо подхватив Мариэль на руки, принялся кружить ее.

На площади, вперемешку с шумом грозы, раздавался радостный смех двух людей, которые, несмотря ни на что, были счастливы. Мариэль была так близка к нему, что Бен чувствовал ее сердцебиение и свое волнение, которое стучало уже в самых висках. По лицу Мариэль катились капли дождя, перемешанные со слезами счастья, глаза цвета морской волны искрились весельем, и он никогда не видел никого прекраснее.

— Я люблю тебя, Мариэль! — вырвалось у Бена, и, поймав ее волшебный взгляд, впервые в жизни он поцеловал ее по-настоящему, неумело, но с огромной страстью и нежностью.

Так как Мариэль вся дрожала — от холода или от волнения, — Бен проводил ее к дому миссис Кинди, точнее, принес на руках. Он остановился подальше от калитки и, опустив Мариэль, проговорил:

— Именно отсюда я впервые увидел тебя.

— Да, вы играли в футбол.

— Не видишь наших призраков прошлого?

— По-моему, они давно в нас вселились. Но как хорошо, что это памятное место около дома моей родни. При желании я даже могу поставить здесь памятник.

— Я обожаю тебя, Мариэль!

— А я тебя, любовь моя!

— Иди, переоденься в сухое, я подожду тебя здесь.

Мариэль только сильнее прижалась к нему.

— Нет, я никуда не уйду. Мне уже не холодно, правда. В твоих объятиях так… тепло.

Они стояли так часа три, не в силах проститься, хоть и всего до завтра. Он повторял слова любви десятки раз, а она шептала ему в ответ: «И я люблю тебя. Я знала это с самого детства! Ах, пусть этот день никогда не кончается! Я хочу быть с тобой вечно!» Они обнимали друг друга и ласкали; вся та любовь, что копилась в них долгие годы, вылилась, как и этот неожиданный неистовый ливень. И любой, кто бы мог видеть их, согласился бы, что этой парочке и двадцати четырех часов из двадцати четырех было бы мало.

— Ты должна зайти в дом, — играя волосами Мариэль, нежно уговаривал ее Бенджамин в сотый раз, — твои родители давно волнуются, да и скоро кто-нибудь появится на крыльце.

— Я уже иду, — отвечала она и не двигалась с места.

— Милая, тебе не кажется, что за сорок минут расстояние от калитки до крыльца под силу даже черепахе?

— Они на редкость шустрые существа, смею заметить.

— Раньше ты двигалась куда быстрее, если вспомнить, как мы гонялись друг за другом.

— Теперь я согласна навеки обернуться фонарным столбом, лишь бы ты стоял рядом.

— Но я буду рядом, под твоим окном. Хоть всю ночь!

— Но я не смогу обнять тебя.

— Зато мы будем смотреть друг на друга. Тучи рассеиваются, наверное, ночь будет лунной.

— Тебе будет холодно здесь и страшно.

— Нет, я буду счастливейшим из всех людей.

Еще через полчаса они распрощались, а когда Бен обогнул дом, чтобы найти окно ее спальни, Мариэль была уже тут как тут. Открыв окно, она облокотилась о подоконник, подперев голову руками, и мечтательно глядела на Бена. Он же, оперевшись на развесистый дуб, в ответ ласкал ее теплым взглядом. Встретив вместе свой первый закат, они шепотом договорились, что сейчас Бен пойдет домой (они пошли на этот нестерпимо тяжелый шаг, вспомнив о волнениях мистера Райнера), а как только рассветет, они вновь встретятся. Мариэль, дождавшись, пока Бен скроется за горизонтом, сладко уснула, и всю ночь ей снились радостные события самого счастливого дня в ее жизни.

Понедельник они тоже провели вместе, поскольку мистер Райнер вызвался работать в две смены, подарив сыну выходной, но оставшуюся неделю Бену пришлось работать, и ему жутко не нравилось, что он не может быть рядом с Мариэль круглые сутки. Когда ее не было рядом, на душе было страшно тревожно: ему казалось, что судьба может снова отобрать ее. «Надо что-то с этим делать», — твердил он, сам не зная, как можно выбраться из этой ситуации.

— За все годы, что живут на земле люди, так ничего и не придумали, — охлаждал его пыл Раян, который теперь работал с Беном на фабрике. — Можно найти клад или какого-нибудь дурака, который будет работать на тебя, но вряд ли это у тебя получится.

— Но ведь надо искать выход, — упорствовал Бен.

— Ерунда. Ты, конечно, можешь все бросить и наплевать на быт, но рано или поздно тебе элементарно захочется кушать.

— Может, выполнять работу на дому? Какая разница: сколочу я стол здесь или у себя во дворе?

— Ты сам прекрасно знаешь. Просто тебе надо научиться довольствоваться тем, что есть, ведь вы будете видеться с Мариэль все свое свободное время, разве это не здорово? Ведь еще недавно вы вообще не могли видеться. Бери пример с Дэна: они с Шарлоттой встречаются пару раз в неделю, но все равно оба довольны. Это прекрасно, что с Мариэль ты витаешь в облаках, а потом хочешь претворить мечту в жизнь, но не залетай высоко. Здесь реальный мир, и устраивать революцию сейчас не время.

Бен наблюдал за другом, который, обрабатывая шкуркой прутья стула, говорил все это поучительным тоном; он никогда еще не видел Раяна таким зрелым.

— Твое время перекусить, — Бен подал товарищу стеклянную бутылку с молоком и кусок белого хлеба, а сам принялся за работу.

На фабрике стоял жуткий шум: казалось, машины восстали на людей и пытались оглушить их. В бригаде Бена работу всегда выполняли на совесть и довольно быстро, так что у них никогда не было проблем с начальством, но из соседнего цеха частенько доносилась ругань. Вообще-то Бен рассматривал место своей работы как временное — он и думать не хотел, что раз карманы его не набиты бриллиантами, значит, все перспективы отменяются. Он полагал, что молодой предприимчивый мужчина с головой на плечах всегда сможет подняться, однако пока Бен не подыскивал ничего другого. Во-первых, он был еще довольно молод для устройства серьезной карьеры, а во-вторых, не так уж и плоха для него была нынешняя работа. Ему даже нравилось заниматься изготовлением мебели, поскольку он всегда мог увидеть результат своей работы — не на бумажке, а материально выраженный. Доски превращались в стулья, столы, шкафы, и он сам мог оценить эти изделия. Однако теперь появилась Мариэль, и Бен всерьез задумался, как ему содержать будущую семью (конечно, если мечта сбудется и Мариэль согласится стать его женой), ведь помимо всего прочего он хотел еще и детей. Возможно, эти мысли пришли ему в голову рановато, ведь ему было только семнадцать, но рано или поздно это пришлось бы решать. Тем не менее, как только рабочий день заканчивался, Бенджамин тут же забывал все волнения и житейские проблемы и мчался к Мариэль. Когда они были рядом друг с другом, мир для них расцветал, а сердца наполнялись счастьем. Горечь разлуки была притуплена сладчайшим блаженством быть вместе.