— О, Бен, как же тебе не стыдно?!
— Стыдно! — тут же опомнился Бен. — Прости меня, милая! Прости, я перегнул палку. Просто я хочу, чтоб ты знала: это решение было для меня необычайно тяжелым, но прости, все равно это я должен поддерживать тебя, ведь я же и принял его. Но, Мариэль, на него не повлиять, понимаешь? Это ничего не поменяет в наших отношениях. Я никогда не забуду тебя, никогда не полюблю другую.
Мариэль зарыдала, бросившись к нему.
— И ты, Мариэль, обещай ждать меня.
— Я буду ждать, Бен! Буду! Только тебя!
— А я обещаю вернуться. Я не смогу жить без тебя. И не бойся за меня — я не смогу даже умереть без тебя! Только на твоих руках! Поэтому не смей думать, что я погиб. Ты смеешься или плачешь? Главное — жди меня. И не обмани. Ты такая красивая. Каждый захочет взять тебя в жены, сможешь ли ты сопротивляться?
— Конечно! Что ты говоришь такое?! Я всегда буду верна тебе!
— Нет, ты обманешь, ты слишком прекрасна, ты еще не осознаешь этого.
— Может, ты сразу готовишь меня к худшему, а? Только скажи!
— Ну тише, тише, — Бен снова привлек ее к себе, — Я просто боюсь потерять тебя, Мариэль. Но запомни — слышишь меня? — что бы ни случилось, что бы ты ни услышала, я вернусь к тебе!
Мариэль вздохнула. Больше говорить было бессмысленно. Она знала, что это неизбежно. Только она оправилась от старого удара, как судьба опять ударила топором. Оставалось только одно — терпеть. Мариэль скрестила руки на груди и, покачав головой, искоса взглянула на Бена:
— Меня всегда поражала легкость, с какой мужчины раздают обещания, что вернутся с войны. Вам легко говорить и нечего терять — ведь с мертвого не взыщешь.
— Я всегда говорил, что у тебя отличное чувство юмора.
Взявшись за руки, они побрели назад.
— Я буду тебе писать.
— Это слабое утешение. Да и вряд ли ты сможешь делать это каждый день. Ведь ты будешь там занят.
Целый день Бен уговаривал Мариэль, стараясь ослабить ее печаль, а вечером он уехал. Все происходило как во сне. Мариэль помнила только, как Бен стоял на причале, в окружении новобранцев, в солдатской форме, которая необычайно шла ему, и это Мариэль еще больше злило, потому что форма будто говорила: «Видишь, он создан для службы». Ремень плотно стягивал его худощавую фигуру. И когда солдаты сзади неправильно построились, Бен крикнул вслед за сержантом, что нужно делать. Его звонкий, с легкой хрипотцой голос эхом раздался на набережной. Мариэль вновь подумала, что и здесь Бен остается лидером. А потом провожающих отогнали еще шагов на десять назад, и Мариэль помнила только долгий-долгий взгляд. Они с Беном смотрели друг другу в глаза, читая мысли, и это был их самый оживленный разговор за все время. Две минуты, которые отвели на объятия с родственниками, пропорхнули ласточкой. Бен в последний раз поцеловал ее, крепко прижав к груди, и обнял отца. Мариэль была словно в забытьи, она очнулась лишь тогда, когда Бен уже стоял на палубе и махал ей, сдерживая слезы. Он думал о том, как сильно они с Мариэль любят друг друга. Возможно даже, за все времена, что стоит мир, не было никого, кто любил бы так сильно.