Бенефис

Выбрал себе место как раз напротив мужчины с пивом, налил в стакан воды, проглотил единым духом и принялся жевать бутерброд, вытащив из кармана какие-то бумаги, заложенные между журнальных страниц. Он жевал бутерброд, читал, отрицательно покачивая головой и недовольно кривясь, пытался закурить, но спичка сломалась, и он оставил эту попытку, снова вполголоса помянув черта. Буфетчица, ничуть не заинтересованная присутствием и этого клиента, продолжала считать петельки. Мужчина с пивом, глотнув еще раза два из стакана, встал и подошел к молодому человеку.

— Извините…

— Что? Я слушаю вас.

— Извините, я вижу, вы уже не читаете.

— Журнал? Берите, берите, посмотрите.

— Да нет, я поговорить хотел, понимаете? Разумеется, если разрешите, пересяду.

У парня, видно, была привычка с интересом вглядываться в людей, чуть наклоня голову; мужчина стоял слишком близко, его лицо трудно было как следует разглядеть, если не смотреть прямо в глаза, и он так и смотрел прямо в глаза подошедшему, вбирая взором одновременно всю фигуру мужчины, так что тот даже несколько смутился и протер правый, потом левый глаз да еще и поправил воротничок рубашки.

— Так я только пиво принесу?

— Конечно, пожалуйста.

— Понимаете, — мужчина ставил на стол свой стакан и пиво, — вам, кажется, не очень интересно, что там.

Он махнул рукой куда-то мимо себя, разумеется имея в виду зал, где сейчас несколько сот человек, расположившись в креслах, воспринимали действо, предложенное им актерами.

— Там?

— Вас как зовут, простите? Когда не знаешь имени, то вроде бы не знаешь, к кому обращаешься.

— Назвали меня когда-то Иваном, если это вам подходит — так и зовите.

— Подходит, дело не в том. Я хотел вас спросить: вы в театр часто ходите? Потому что я вас, понимаете, впервые вижу.

— А вы? — В вопросе мужчины с пивом парень почувствовал невысказанное желание рассказать о самом себе, потому и спросил — «а вы?».

— Не так уж аккуратно, но хожу. Покупаю билет в пятый ряд, как раз посередине, одиннадцатое место.

— А если уже продано? — искренне удивился Иван.

— Беру другой. Но по большей части в пятый.

— Любите театр, должно быть.

Мужчина в сером, словно готовясь к серьезному ответу, немного помолчал, повертел в руках стакан, поднял вверх бутылку: пива там оставалось только на донышке.

— Разрешите, я вас угощу!

Парень вскочил и, снова задевая ногами за стулья, чуть не опрокидывая их, ринулся к буфетчице.

— Три пива, голубушка, если есть — чешское.

— Нету, — терпеливо, протяжно проинформировала та и подала три бутылки «Жигулевского».

Высоко и неуклюже подняв руки с бутылками, парень, назвавшийся Иваном, выискивал себе тройку между столами и стульями. Здесь, в большом буфетном зале, тоже разыгрывалось свое, крохотное и скромное действо, в котором каждый был и актером, и зрителем одновременно. Разыгрывалось действо, никем не предусмотренное, вроде бы совсем лишнее, тогда как то, на сцене, должно было разыгрываться и разыгрывалось именно так, как загодя было предопределено; это, в буфете, составляло и не составляло частицы всего иного, ведь также возникали и рассыпались, а потом снова собирались вместе фактически не связанные между собой десятки других эпизодов в то же самое время и в том же театральном здании — у касс, при входе, в фойе, в кабинете главного администратора, за кулисами, в гримерной актеров, в буфетике на втором этаже, в репетиционном зале, куда вот-вот должны были явиться актеры на репетицию нового спектакля.

Мужчина у столика, увидев Ивана с тремя бутылками пива, замахал тонкими кистями рук:

— Не-ет, спасибо, это уж слишком много, разве что и вы?

— Мне нельзя, — с сожалением поморщился паренек. — Я бы с удовольствием, да нельзя, — он красноречиво прижал ладонь к правому боку, где-то под ребрами.

Мужчина сочувственно почмокал губами, налил себе стакан пива, прихлебнул, слизывая легонький след пены над тонкой верхней губой.

— А вы как — любите театр? — обратился он к собеседнику. Ему хотелось самому как можно скорей ответить на этот вопрос, и он возвращался к теме их разговора.

Иван улыбнулся про себя, отметив этот наивный способ возобновить тему, и сказал:

— Театр? Люблю ли я? — Лицо его сразу замкнулось, потемнело, губы стали тверже, и теперь он словно бы прислушивался к себе самому и себе же самому объяснял: — Нет. Не люблю. Актерский труд пахнет по́том. Это сильнее всего ощущаешь, когда сидишь в зале, а искусство не должно отдавать по́том. Во всяком случае, тому, кто пришел наслаждаться искусством, ни к чему замечать напряжение и усилия, доводящие актера до пота. Вы же не броситесь смотреть, как ваша жена рожает ребенка, каким бы долгожданным этот младенец ни был для вас!

— Я не женат, — сообщил мужчина, теперь уже внимательнее приглядываясь к Ивану.