Бенони (пер. Ганзен)

Спутники поговорили о дом Бенони, о его шикарной веранд, о голубятн, о свадьб. Бенони снисходительно подшучивалъ надъ женщинами; поди, разбери этотъ дамскій полъ! Ну, что она нашла въ немъ, простомъ шкипер шкуны? И онъ называлъ Розу своимъ сердечнымъ дружкомъ.

— Могу заключить, — сказалъ писарь ленемана, — что вамъ ужъ не разстаться съ ней ни за какія блага?

— Ни даже за все, что вы здсь видите, — отвтилъ, Бенони, обводя рукою вокругъ и указывая на свой домъ. — Разстаться съ нею? Ничего такого быть не можетъ; я покорилъ ея сердце.

— А когда вы вотъ такъ гуляете вмст, неужто вы разговариваете, какъ мы сейчасъ — о самыхъ простыхъ вещахъ и какъ придется?

— Я разговариваю съ нею точь-въ-точь такъ же просто, и не по-ученому, какъ съ вами, — отвтилъ Бенони.

— Чудеса! — сказалъ писарь ленемана.

Но вотъ они добрались до дома Бенони и зашли. Выпили по рюмочк, другой, потомъ закусили, напились кофе, и опять принялись потягивать изъ рюмочекъ. Бенони хотлъ угостить на славу этого гостя, этого ровню, котораго онъ, наконецъ, сыскалъ себ. И пошли у нихъ тары-бары. Писарь ленемана былъ человкъ молодой, ходилъ въ городскомъ плать, въ крахмальномъ воротничк, и про него шла молва, что онъ здорово изучилъ вс законы на служб у ленемана; съ такимъ человкомъ лучше было жить въ ладу.

— Я теперь свдущъ во всякихъ длахъ, и у меня вс протоколы вотъ тутъ, — говорилъ онъ, показывая себ на лобъ, — но съ Розой Барфодъ, или врне, съ фрекенъ Барфодъ я бы, пожалуй, не осмлился завести разговоръ.

— Она бы не укусила васъ, — отвтилъ Бенони. — Завести разговоръ? Милый человкъ, я беру ее на руки и подымаю, какъ перышко; стоитъ только взяться. Но само собой, я долженъ вести себя съ такой дамской особой по-людски и бережно спустить опять на полъ. Не стану я также разговаривать при ней по хамски или вести себя, какъ свинья. Вонъ виситъ кисетъ, который она мн подарила.

Они осмотрли кисетъ, вышитый бисеромъ и шелкомъ. Но Бенони только похвастался, что это подарокъ, а на самомъ дл купилъ кисетъ въ Берген, когда здилъ туда на шкун.

Кисетъ имлъ успхъ, и Бенони разохотился хвастаться.

— Кабы я захотлъ показать все, что она мн надарила! — сказалъ онъ. — И воротнички, и носовые платки, и другое прочее изъ одежи — все, расшитое бисеромъ и шелкомъ. У меня полнымъ-полны вс ящики и сундуки.

— Чудеса! — сказалъ писарь

А Бенони продолжалъ:- Вы вотъ говорите мн насчетъ учености и прочаго. А что вы скажете про того, кто поучене насъ съ вами? Она прямо испугала меня однажды.

— Какъ такъ?

Бенони припомнилъ поразительный случай, но не торопился разсказывать. Онъ налилъ еще по рюмочк; они выпили; Бенони напустилъ на себя торжественный и таинственный видъ.

— Дло вышло изъ-за почтовой бутылки. Нашли въ мор бутылку съ запиской, и трое людей приплыли изъ крайнихъ шхеръ съ этой бутылкой. Пошли къ учителю; онъ ничего не разобралъ. Пошли къ пастору, и тотъ ничего не разобралъ. Тогда догадались пойти къ Макку… Ну, вамъ извстно, много-ли на свт такого, чего бы не смекнулъ Маккъ; но тутъ и онъ сталъ въ тупикъ. Я самъ сидлъ у него въ горниц на диван, когда пришли съ бутылкой, и Маккъ взялся читать. «Что бы это такое значило?» сказалъ онъ; потомъ спросилъ меня. Я ничего не могъ сказать. Маккъ думалъ — думалъ, читалъ — читалъ, и даже руки у него затряслись. Я, признаюсь, началъ-было подумывать — нтъ ли въ записк чего такого, что Маккъ хочетъ утаить про себя? Врно, насчетъ сельдей, — думаю себ,- насчетъ большого улова. Вы вдь сами знаете, Маккъ — башка. Но тутъ я ошибался насчетъ него. Онъ вдругъ поднялъ голову и закричалъ въ потолокъ: Роза! и Роза сошла внизъ.

Молчаніе. Собесдники были всецло поглощены событіемъ. Потомъ писарь спросилъ:- Она растолковала въ чемъ дло? Я ужъ смекаю, — не такъ я простъ! Она разобрала записку?

Бенони помолчалъ, напуская на себя важности.

— Она-то разобрала! — сказалъ онъ, наконецъ, многозначительно.

— Да неужто?

— Для нея это было не мудрене какой-нибудь заповди, — бездлица.

— Чудеса! — сказалъ писарь.

— Прочла ни дать ни взять, какъ на своемъ родномъ язык! Меня даже оторопь взяла. Немногаго не хватало, чтобы я принялъ ее за колдунью или что-нибудь такое съ того свта.

— А что же было въ записк?

— Насчетъ моряковъ, которые потерпли крушеніе.

Новые пріятели основательно запили жуткое впечатлніе, произведенное разсказомъ, и позабыли о почтовой бутылк. Разговоръ перешелъ на неводъ, на шкуну Фунтусъ и поздку въ Бергенъ,

— Что касается сельдей, — сказалъ Бенони, — то я лучшаго и не желаю, какъ опять захватить такой косякъ. Дло въ томъ, что около невода, набитаго сельдью, сразу вырастаетъ цлый городокъ; тутъ и евреи съ часами и золотыхъ длъ мастера; совсмъ ярмарка. Я вотъ не могу даже купить золотыхъ колецъ для насъ, пока не будетъ сельдей. Что подлаешь съ пустыми руками?

Бенони приберегъ самый главный свой козырь на послдокъ — бумагу Макка насчетъ пяти тысячъ, закладную. Онъ ничуть не прочь былъ распространить эту новость и, подъ предлогомъ надобности показать бумагу свдующему человку, досталъ ее и разложилъ передъ писаремъ.

Долгое молчаніе и внимательное чтеніе.