Бенони (пер. Ганзен)

Къ адвокату Аренцену прибгнулъ не только мстный учитель да Аронъ изъ Гопана, а чуть ли не весь приходъ. Вошло въ моду ходить на кистерскій дворъ со всякими кляузами, а Николай записывалъ вс жалобы, высчитывалъ убытки, составлялъ прошенія и загребалъ деньги лопатой. Никогда еще не бывало въ околотк столько ссоръ b тяжбъ! Стоило на часокъ взять безъ спросу чужую лодку — какъ, напримръ, у Арона изъ Гопана — перейти чужую межу или сдлать маленькій просчетъ, — у адвоката являлась новая пожива. Случай-то былъ ужъ больно удобный! Вдь кистерскій Николай, окончивъ свое долгое ученіе, за тмъ и вернулся домой, чтобы отстаивать законныя права людей; такъ кому же охота была продолжать жить по-старому? Съ Лофотенъ рыбаки вернулись не съ пустыми руками, да и сушка Макковой трески на скалахъ тоже давала кое-что; у всхъ мстныхъ жителей завелись деньжонки, такъ что и бдняки оказывались въ состояніи потягаться маленько за свое право, завести съ кмъ-нибудь тяжбу. Ужъ на что Оле Человчекъ, и тотъ, набивъ карманъ своимъ промысловымъ заработкомъ, обратился къ адвокату Аренцену, чтобы найти управу на жену свою и Свена Дозорнаго.

Адвокатъ Аренценъ ежедневно отсиживалъ въ своей контор положенные часы и принималъ всхъ одного за другимъ, какъ настоящій начальникъ. Теперь онъ не былъ благодушнымъ балагуромъ, говорилъ отрывисто и ршительно. — Законъ — это я, Николай Аренценъ, — изрекалъ онъ. — Берегись, кто вздумаетъ тягаться со мной! — И въ самомъ дл, языкъ у него былъ что твоя бритва; онъ могъ припереть къ стн любого человка, и началъ для пущей строгости выставлять посл своего имени желзное клеймо: «Н. Аренценъ ». Ахъ, этотъ чортовъ Николай съ кистерскаго двора! Сколько къ нему валило народу! И спросить его, хоть о самой малости, стоило полдалера; за совтъ онъ бралъ уже далеръ, а если составлялъ бумагу, то и цлыхъ два; но зато онъ былъ обходителенъ, приглашалъ каждаго садиться, и отнюдь не настаивалъ на уплат непремнно серебромъ, но бралъ охотно и бумажки. А если, гуляя посл своихъ дневныхъ трудовъ, усталый и измученный, встрчалъ кого изъ своихъ кліентовъ, то не спсивился и пригласить его: — Ну, пойдемъ вмст въ Сирилундъ, выпьемъ рюмочку за успхъ дла!

Адвокатъ Аренценъ пожиналъ теперь и плоды своего посщенія церковнаго холма въ сосднемъ приход. Оттуда пришелъ Левіонъ изъ Торпельвикена, сосдъ Мареліуса, продавшаго англичанину право рыбной ловли въ рк. Другой-то берегъ рки при надлежалъ Левіону; такъ не обязанъ ли былъ сэръ Гью заплатить и ему? Или онъ, чортовъ англичанинъ, воображаетъ, что довольно сыпать деньги одному Мареліусу? Положимъ, у Мареліуса была взрослая дочка, — вотъ въ чемъ штука!

Мареліусъ со своей стороны не скрывалъ, что они съ сэромъ Гью пріятели и даже показывалъ видъ, будто можетъ разговаривать съ нимъ по-англійски. А дочка его, взрослая двка Эдварда, — ее назвали такъ въ честь Макковой Эдварды, — и впрямь живо научилась лопотать на этомъ чужомъ язык, цлые часы просиживая съ англичаниномъ вдвоемъ въ его каморк… Она-то, небось, понимала его даже съ полуслова!

И вотъ, Левіонъ пошелъ со своей претензіей къ адвокату Аренцену. Тотъ согласился, что Левіонъ правъ, и спросилъ:- Какова ширина рки въ самомъ узкомъ мст?

— У водопада саженъ двнадцать. Это самое узкое мсто.

— А длина примняемаго удилища?

Этого вопроса Левіонъ не уразумлъ сразу, но ему объяснили: если англичанинъ забрасываетъ удочку за половину ширины рки, то не миновать ему расплаты. И Левіонъ тотчасъ же началъ сбавлять съ двнадцати саженъ и торговаться самъ съ собой, пока не дошелъ до того, что рка во вки вковъ не была шире восьми саженъ въ самомъ узкомъ мст.

— Серъ Гью отказывается платить?

— Не знаю, — отвтилъ Левіонъ. — Я его не спрашивалъ.

— Гм… Такъ мы вызовемъ его въ примирительную камеру.

Вызовъ былъ сдланъ. Сэръ Гью явился и пожелалъ помириться, предлагая Левіону столько же, сколько онъ заплатилъ Мареліусу, и назвалъ сумму.

Но Левіонъ сердито замоталъ головой и сказалъ! — Мало. Вы заплатили куда больше. Позвольте узнать: откуда у Эдварды пошли такія наряды — и верхніе и нижніе?

Сэръ Гью всталъ и покинулъ примирительную камеру.

— Теперь подадимъ на него въ судъ, — сказалъ адвокатъ Аренценъ.

— У меня день и ночь не выходитъ изъ головы — какіе убытки нанесъ мн Мареліусъ, — сказалъ Левіонъ. — Продалъ и лососокъ въ рк и лососокъ въ мор! Въ послднее время англичанинъ удитъ съ лодки у самаго устья, прямо на моей банк!

Адвокатъ Аренценъ на это сказалъ:- Мы подадимъ и на Мареліуса!

Законникъ принималъ свои ршенія быстро и твердо, съ самымъ увреннымъ видомъ. Необыкновенный человкъ! А когда Левіону пришлось платить, и у него не оказалось ничего, кром жалкихъ бумажекъ, Аренценъ и тмъ не побрезговалъ, не сталъ придираться…

Насталъ день тинга въ Сирилунд.