Ключница Макка гоняла Свена Дозорнаго по всему околотку за птицей и прочею живностью, и взяла мельничиху на подмогу въ кухн. Конца не было ея приготовленіямъ къ пріему начальства. Она устроила также, что Роза пріхала помогать принимать гостей. Людская была превращена въ залу суда; туда поставили большой столъ съ сукномъ для судьи и маленькіе столы для адвокатовъ. Столы были отгорожены ршеткой. Въ другомъ конц людского флигеля отвели контору фогту.
Но тингъ вышелъ не очень торжественный.
Амтманъ не пріхалъ, какъ писалъ и самъ общалъ, и добрая ключница горько стовала на непріздъ главнаго начальства. Но еще хуже было то, что и уздный судья не пріхалъ. Старикъ разнемогся и прислалъ за себя своего помощника. Это заставило призадуматься самого Макка, который немедленно поспшилъ освдомиться о судь.
— Ему нездоровится; онъ не въ постели, но сильно похудлъ, плохо спитъ, и, какъ видно, очень разстроенъ.
— Чмъ разстроенъ?
Помощникъ пояснилъ, что прежде-де въ канцеляріи были такіе-то порядки, а теперь такіе-то; словомъ, религіозныя сомннія.
— ?!
Помощникъ съ достоинствомъ продолжалъ:- Судья просилъ меня передать вамъ его искреннюю признательность за боченокъ морошки, что вы прислали зимою…
— Ахъ, бездлица!
— …и выразить его сожалнія по поводу невозможности поблагодарить васъ лично.
Маккъ отошелъ къ окну и задумался…
Засданіе открылось.
За столомъ, покрытымъ сукномъ, возсдалъ молодой помощникъ судьи, и два письмоводителя. По правую и по лвую руку отъ него четыре «судныхъ мужа», или засдателя, выбранныхъ изъ достойнйшихъ мстныхъ обывателей. За маленькими столами сидли адвокаты, старый адвокатъ изъ города за своимъ и адвокатъ Н. Аренценъ за своимъ; передъ обоими высились стопы бумагъ и протоколовъ. Если вглядться хорошенько, у стараго адвоката бумагъ, однако, было поменьше, чмъ въ прошломъ году, и меньше, чмъ у Аренцена. Время отъ времени входили люди и просили позволенія переговорить съ однимъ изъ адвокатовъ и — больше все съ Аренценомъ.
Затмъ началось разбирательство очередныхъ длъ одного за другимъ: уголовныхъ, межевыхъ споровъ, исковъ и всякихъ тяжбъ… Аренценъ все время игралъ первую скрипку: говорилъ, записывалъ, просилъ занести въ протоколъ. Не мшало бы ему вести себя поскромне въ такой торжественной обстановк! Но молодой замститель судьи, видно, не могъ внушить ему ни малйшей робости; Аренценъ даже не называлъ его господиномъ судьей, какъ вс другіе, а господиномъ помощникомъ. Положивъ на столъ одну бумагу, Аренценъ сказалъ: — Не угодно-ли, — прямо подъ стекло и въ рамку! — а свой докладъ по длу Арона, у котораго взяли безъ спросу лодку, подкрпилъ заявленіемъ:- Таковъ законъ. — Судья, нсколько задтый, возразилъ на это:- Ну, да, вообще; но въ данномъ случа надо принять въ соображеніе то-то и то-то. — Таковъ законъ, — внушительно повторилъ Аренценъ. И народъ по ту сторону ршетки кивалъ головами и думалъ: «Этотъ молодецъ знаетъ законы; слушать любо!»
Благодаря масс новыхъ длъ, внесенныхъ Николаемъ Аренценомъ, молодой судья конца не предвидлъ ныншней сессіи. Онъ добросовстно трудился, въ пот лица допрашивалъ свидтелей, справлялся съ протоколами, читалъ, писалъ и говорилъ, но лишь на третій и послдній день добрался до иска Левіона изъ Торпельвикена къ Гью Тревельяну.
Сэръ Гью явился на судбище въ первый же день; онъ то бродилъ по двору, то заходилъ въ залу суда, слпой и глухой ко всему, по-британски невжливый и нмой даже тогда, когда къ нему обращались съ привтствіемъ. Онъ былъ совершенно трезвъ. Кушалъ онъ за столомъ у Макка, и комнату ему отвели въ господскомъ дом. Но, хотя англичанинъ и сидлъ за столомъ каждый разъ рядомъ съ помощникомъ судьи, онъ ни разу не обмолвился о своей тяжб. Да и вообще онъ почти не говорилъ.
— Сегодня разбирается ваше дло, — сказалъ ему помощникъ судьи за обдомъ.
— Хорошо, — отвтилъ тотъ равнодушно.
На вызовъ судьи онъ вышелъ со своимъ удилищемъ, но безъ адвоката; снялъ свою спортсмэнскую шапочку съ рыболовной «мухой» и назвалъ свое имя, званіе и мсто рожденія въ Англіи. Аренценъ изложилъ дло, и сэръ Гью далъ свое краткое показаніе, которое было занесено въ протоколъ, а именно — что онъ еще въ примирительной камер предлагалъ заплатить Левіону столько же, сколько заплатилъ Мареліусу, но истецъ призналъ сумму недостаточной.
— Сколько получилъ Мареліусъ?
Сэръ Гью назвалъ сумму и прибавилъ, что Мареліусъ здсь и готовъ засвидтельствовать его слова.
Мареліусъ подтвердилъ подъ присягой то же самое.
И судья не могъ удержаться, чтобы не замтить Аренцену:- Вдь это же хорошая плата, господинъ повренный Аренценъ?
— А онъ, небось, не сказалъ, сколько выдалъ еще Эдвард особо! — не выдержалъ за ршеткой Левіонъ.
— Тише! — приказалъ судья.
Тогда за своего доврителя вступился Аренценъ:- Но это заявленіе иметъ существенное значеніе для дла.
Судья задалъ еще нсколько вопросовъ, ему отвтили, и онъ, подумавъ немножко, замтилъ Аренцену:- Для какого же дла это иметъ значеніе? Во всякомъ случа не для опредленія платы за право рыбной ловли.