Беовульф

— Кровь, значит, тёплая? — поспешил вернуться к исходной теме Ремигий. — Такая же, как у человека?

— Да, — кивнул вальх. — Немного темнее, чем у людей, но всё равно тёплая и красная.

— Я слыхал, будто у ледяных великанов, хримтурсов, кровь синяя, — встрял Хрокмунд. — У троллей чёрная.

— Прекрасно, — буркнул епископ. — Спасибо тебе, Ариовист, ты очень помог. Прошу об одном: в ближайшие дни с Вальхтеов и Оленьего зала глаз не сводить, на ночную стражу вставайте по четверо, а не по двое.

— Ты чего-то ждёшь? — негромко спросил вальх.

— Жду. Падения проклятия Хеорота. Разгадка этой тайны совсем рядом, след чёткий и ясный… Северин, Хрокмунд — в сёдла! Поедем к восходу, в сторону болот!

* * *

— Дядя, надо вернуться! — взмолился Северин. — Солнце к горизонту идёт, да и скверно здесь-Так скверно — сил нет!

Хрокмунд-дан не повторил слова епископского племянника только из гордости, пускай и готов был немедленно развернуть коня и без остановки скакать прочь, до самого Хеорота.

— Возвращаемся, — согласился Ремигий. — И впрямь, места очень нехорошие, аж сердце щемить начало. Глядите, опять ползающие огни…

Лошадка епископа всхрапнула и едва не понесла, чудом удалось сдержать. Только когда унылые туманные холмы исчезли в дымке далеко позади, животные успокоились и перестали вздрагивать.

…Несмотря на тихое сопротивление Хрокмунда, преподобный настоял на обследовании кромки болот, находившихся в дюжине римских миль от Оленьего зала, в глубине полуострова Даннмёрк, за каменистыми вересковыми лугами и хвойными рощицами.

Деревень в этой стороне не было, люди предпочитали селиться вдоль морского побережья, на берегах речек или севернее, на возвышенностях вокруг Сканнерборга. Здесь, в широких ложбинах между низкими безлесными холмами, простёрлись топи, питаемые многочисленными ручьями, стекавшими с пологих гряд.

Места удивительно мрачные, ни одного яркого живого пятнышка — все оттенки серого, бурые и зеленоватые пятна разделяющих трясины островков. Чёрные омуты, безжизненно-жёлтые заросли прошлогоднего тростника и высохшей осоки, полоски ноздреватого снега, ещё не растопленного весенним солнцем. Словом, тоска.

Запахи тоже не радовали — смердит гнилью и затхлой водой, слабый ветерок доносит сомнительный аромат прелой травы. Под копытами лошадок хлюпает, где-то в отдалении зловеще перекликаются невидимые с берега болота выпи: голос у этой птицы на редкость замогильный…

— Хель, — сказал Хрокмунд, едва всадники поднялись на гребень холма и перед ними простёрлась безотрадная низина. — Думается мне, владения великанши Хель в подземном мире выглядят так же. Ни одной искорки жизни.

— Очень верные слова, — покачал головой Ремигий. — Бр-р, даже сейчас, при ярком солнце, здесь неуютно.

— Вниз лучше не спускаться, — предупредил дан. — Тропы в болотах есть, но ходить по ним можно только летом, и знают о них немногие. Иногда кажется, что впереди ровный лужок, а на самом деле трясина. Люди о них знают, но скот часто гибнет — если овец оставить без присмотра, они уходят в сторону болот. Проехать через топи можно только по холмам, это самый короткий путь на Сканнерборг, но им почти никто не пользуется. Можно заблудиться.

— Тролля на болотах искали? — напрямую спросил епископ.

— Обыскали каждый островок, даже такие маленькие, где и лесной кот поместится только замочив лапы. В последние годы четверых дружинных потеряли в топях.

— То есть как — потеряли? — Ремигий обернулся и озадаченно уставился на Хрокмунда. — Вы же не по одному ходили?

— В десятке, не меньше. Бывает ведь — отошёл человек вечером до ветру, угодил в трясину и поминай как звали. Я сам не ходил, слишком мал был. От Унферта слышал.

— Проедем ещё немного, — сказал епископ и подтолкнул лошадь пятками в бока. Ни Северину, ни Хрокмунду следовать за преподобным решительно не хотелось, но ослушаться было невозможно. — Хрокмунд, ответь, а где находится старое заброшенное капище?

— К полуденному восходу отсюда, — неуверенно сказал дан, вытянув руку в сторону серой равнины. — Точно не знаю. Туда очень и очень давно никто не ходил.

— Очень давно… — повторил Ремигий. — Северин, смотри внимательно, запоминай дорогу. Впрочем, если поедем по холмам, точно не заплутаем, они выстроены цепочкой…

Оказалось, что и в этом печальном краю некогда обитали люди: Хрокмунд показал несколько менгиров, иссечённых непонятными значками и угловатыми, полустёршимися рисунками, изображавшими людей, волков и туров. Отыскался остов дома — неровный прямоугольник, сложенный из камня, возле него находился рукотворный курганчик высотой в человеческий рост.

— Это строили не фризы и не юты, которые жили тут до нашего прихода, — пояснил Хрокмунд. — Руны непонятные, головы у людей на рисунках другие — череп вытянутый… Может быть, этим камням сотня сотен зим. Кельты?

— Нет, — покачал головой епископ. — Это кто угодно, но не кельты.