«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

 «Когда тебе бывает скучно,
Что ты творишь? Сказать прошу».
В ответ бедняга равнодушно:
Я? я <муде> себе чешу» (1825; III, 394

)[890].

Примерно тогда же Пушкин включает в письмо Антону Дельвигу стихотворение «Брови царь нахмуря…», где есть такие строки:

Говорил он с горем
Фрейлинам дворца:
«Вешают за морем
За два яйца!
То есть, разумею, —
Вдруг примолвил он, —
Вешают за шею,
Но жесток закон». (1825; ХIII, 240–241

)

Можно вспомнить также юмористическую балладу пушкинского современника Алексея Константиновича Толстого «Бунт в Ватикане», в которой хор кастратов угрожает лишить мужского достоинства папу Пия IX – папе ведь оно тоже ни к чему. Однако военный министр Святого Престола граф Фридрих де Мероде усмиряет бунтовщиков:

Добрый папа на свободе,
Вновь печется о народе,
А кастратам де Мероде
Молвит в этом роде:
«Погодите вы, злодеи!
Всех повешу за … я!»
Папа ж рек, слегка краснея:
«Надо быть умнее!»

«Александрийские чертоги»

«Египетские ночи» – наиболее насыщенное итальянскими вкраплениями творение Пушкина. И одновременно одно из немногих, где среди персонажей оказывается итальянец. Речь идет об импровизаторе-неаполитанце.

Воспроизведение родного языка импровизатора проделано Пушкиным легко и естественно, итальянские фразы органично влились в речь пушкинского героя. При этом Пушкин мог «украсить» повествование итальянскими текстами гораздо обильнее, но он сдерживает себя: например, восклицание «vittoria!», записанное в черновике по-итальянски, в окончательный текст вошло в русском варианте – «Победа» (VIII, 847). То же произошло с написанием имени Tancredo (в черновике) оставлено по-русски: Танкред.

Пушкин в ранней редакции тщательно отделывает итальянские фразы импровизатора: «la grande regina aveva… la regina Cleopatra ne aveva… la povera regina…» (у великой царицы было… у царицы Клеопатры их было… у бедной царицы (VIII, 853). Оставляет: «<…> la grande regina <…> (у великой царицы, VIII, 273).

Обращает на себя внимание одна тонкость: точное употребление Пушкиным определенного артикля женского рода перед именем итальянской певицы означает, что речь идет об известном лице: «Говорят, la signora Catalani брала по 25 рублей» (VIII, 270).

Опера Россини «Танкред», на сюжет одноименной трагедии Вольтера, была в репертуаре итальянского театра в Москве в сезон 1826–1827 гг., и Пушкин счел уместным ввести название этой оперы в канву «Египетских ночей».

Список тем для импровизации также приводится Пушкиным по-итальянски, да и темы все итальянские:

La famiglia Cenci

(Семья Ченчи)L’ultimo giorno di Pompeia (Последний день Помпеи)
Cleopatra e i suoi amanti (Клеопатра и ее любовники)
La primavera veduta da una prigione (Весна, увиденная из тюрьмы)
Il trionfo di Tasso (Триумф Тассо, VII, 272).

Первая тема указывает на знакомство Пушкина с историей могущественной римской семьи Ченчи, из которой начиная с XI века вышли многие политики и кардиналы. Ее известность связана, в частности, с судьбой Беатриче Ченчи (1577–1599), заточенной жестоким отцом. Совместно с братьями и мачехой она подсылает убийц к отцу-тирану. По приказу папы Клемента VIII был проведен «показательный процесс», Беатриче и ее брат Джакомо были обезглавлены. Красота Беатриче и ее достойное поведение на суде сделали ее безвинной мученицей в глазах толпы и в итальянской литературе.

Тема «Весна, увиденная из тюрьмы», как уже было отмечено, связана с интересом Пушкина к творчеству итальянского писателя Сильвио Пеллико, в частности, к его книге «Мои темницы».

В уже упомянутой нами статье, посвященной познаниям Пушкина в итальянском языке, В.Я. Брюсов писал: «Чарский говорит импровизатору, опасавшемуся, что никто не пойдет его слушать, так как в России не знают итальянского языка: “Пойдут, не опасайтесь, иные из любопытства; другие, чтобы провести вечер как-нибудь, третьи, чтобы показать, что понимают итальянский язык”. Не думаю, чтобы мы имели право самого Пушкина считать похожим на этих третьих», – справедливо замечает Брюсов[891].