Читаем «Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы полностью

У Джудиче: «e il sospettoso per etá». Как надо: e un anziano sospettoso…

У Пушкина: «Бывало он еще в постеле»

У Джудиче: «Per lo piú ancor a letto». Как надо: Stava ancora a letto…

У Пушкина: «Там детский праздник»

У Джудиче: «Qui d’un bambino la festa». Как надо: una festa per bambini…

У Пушкина: «Его бобровый воротник»

У Джудиче: «Il suo bavero di pelliccia». Как надо: di castoro… и так далее»[1030].

Все это конечно, не в упрек Джудиче. Он сделал все что мог. Это лишь еще один урок высокой требовательности и профессионализма, качеств, необходимых в любом деле, особо важных в деликатном и тонком процессе перевода. Тем более Пушкина.

Хорошо еще, что Ю. Добровольская не взяла на себя труд сделать обратный перевод текста Джудиче на русский. Скорее всего, получилась бы абракадабра, вроде описанной Корнеем Ивановичем Чуковским: «Я вспоминаю пятистишье Пушкина, переведенное на немецкий язык и с немецкого обратно на русский:

Был Кочубей богат и горд.Его поля обширны были,И очень много конских морд,Мехов, сатина первый сортЕго потребностям служили»[1031].

Валентин Непомнящий, писатель и пушкинист, в интервью парижской газете «Русская мысль» очень образно подметил: «Почему поэзию Пушкина невозможно перевести на другие языки? Потому что перевод напоминает работу портного, перешивающего платье: все распарывается по швам, детали кроя подгоняются по другой фигуре и сшивается заново. А Пушкин не поддается такой операции, он сделан как-то особенно, без швов»[1032].

Сам Пушкин чрезвычайно ответственно подходил к своим переводческим занятиям и по праву считается основателем этого вида литературной деятельности в России (и этого тоже!), хотя у него были именитые предшественники. «Переводчик от творца только именем рознится», – вот недостижимый идеал перевода, предложенный Василием Тредиаковским еще в середине ХVIII века. Пушкин оставил нам ряд высокопрофессиональных замечаний, свидетельствующих о его глубоком проникновении в суть этого искусства. В частности, по поводу пресловутого буквализма, Пушкин записал: «Стараясь передать Мильтона слово в слово, Шатобриан однако не мог соблюсти в своем преложении верность смысла и выражения. Подстрочный перевод никогда не может быть верен» (ХII, 144).

После такого краткого отступления, необходимого в любом рассказе, вернемся к истории пушкинского «бытования» в Италии.

«…Под сению кулис»

Театр уж полон; ложи блещут;Партер и кресла, все кипит;В райке нетерпеливо плещут,И взвившись занавес шумит.А.С. Пушкин «Евгений Онегин»

Наш путь лежит в прекрасный и всегда немного таинственный театральный мир. По всему Апеннинскому сапогу, от Бари до Милана, рассыпано созвездие замечательных итальянских оперных театров, бывших княжеских и королевских, сейчас просто областных и коммунальных, больших и маленьких, но всегда элегантных, одетых в бархат и золото, с расписными плафонами и роскошными люстрами из венецианского стекла, просторными ложами, порой похожими на гостиную, со сценами, оборудованными старинными машинами, с расшитыми занавесями и подмостками, на которых пели замечательные певцы и певицы, прославившие итальянскую оперу, с оркестровыми ямами, где играли замечательные музыканты и дирижировали великие композиторы. Уютные и нарядные, оперные театры всегда были центром притяжения и украшением итальянских городов. Об их солистах слагали легенды, имена дирижеров высекались на мраморе мемориальных досок, а толпа зрителей в концерте или в опере и по сей день, как правило, – самое нарядное и торжественное сборище.

Как сам Пушкин учил «звуки италианские» из кресел одесского (а также петербургского и московского) оперного театра, так и в наши дни, продолжая сию традицию, жители «Авзонии счастливой» чаще всего познают содержание многих пушкинских творений, слушая знаменитые русские оперы на его сюжеты. Поэзия и литература через музыку и бельканто – вот истинно итальянский способ приобщения к искусству! Именно оперная сцена стала для итальянцев, как и для многих других зарубежных меломанов, одним из основных источников знакомства если не вообще с творчеством Пушкина, то хотя бы с сюжетами отдельных его произведений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное