«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

2 февраля 1830 года Пушкин пишет письмо Каролине Собаньской (урожденной графине Ржевуской). Цитируем его по сохранившемуся черновику (оригинал по-французски): «Дорогая Элеонора, позвольте мне называть вас этим именем, напоминающим мне и жгучие чтения моих юных лет, и нежный призрак, прельщавший меня тогда, и ваше собственное существование, такое жестокое и бурное, такое отличное от того, каким оно должно было быть. – Дорогая Элеонора, вы знаете, я испытал на себе все ваше могущество. Вам обязан я тем, что познал все, что есть самого судорожного и мучительного в любовном опьянении, и все что есть в нем самого ошеломляющего…» (ХIV, 400)[380].

Пушкин в «Евгении Онегине» обещал вспоминать

…речи неги страстной,
Слова тоскующей любви,
Которые в минувши дни
У ног любовницы прекрасной
Мне приходили на язык… (VI, 57)

«Свет-Екимовна»

А куды разумны шутки,

Приговорки, прибаутки,
Небылицы, былины
Православной старины!.. (III, 308)

А.С. Пушкин. «Сват Иван…»

Как и полагалось настоящему русскому барину, Гаврила Ржевский держал у себя целый двор челяди, «суетливой и многочисленной». Среди «придворных» боярина Пушкин выделяет шутиху Екимовну.

Хозяин вспоминает о ней, когда наступает время «занять гостей приятною беседою». И «в ту же минуту старая женщина, набеленная и нарумяненная, убранная цветами и мишурою, в штофном робронде, с открытой шеей и грудью, вошла припевая и подплясывая. Ее появление произвело общее удовольствие» (VIII, 20).

Как видим, Екимовна – одно из немногих действующих лиц романа, удостоенных столь подробного описания. Но самая богатая ее характеристика – языковая. Речь Екимовны – образная, по-настоящему народная. Вот как Пушкин строит разговор шутихи с тестем хозяина, а затем и с самим Гаврилой Афанасьевичем:

« – Здравствуй, Екимовна, – сказал князь Лыков, – каково поживаешь?

– Подобру-поздорову, кум: поючи да пляшучи, женишков поджидаючи.

– Где ты была, дура? – спросил хозяин.

– Наряжалась, кум, для дорогих гостей, для Божия праздника, по царскому наказу, по боярскому приказу, на смех всему миру, по немецкому маниру.

При сих словах поднялся громкий хохот, и дура стала на свое место, за стулом хозяина.

– А дура-то врет, врет, да и правду соврет, – сказала Татьяна Афанасьевна, старшая сестра хозяина, сердечно им уважаемая. – Подлинно, нынешние наряды на смех всему миру…» (VIII, 20).

Как и положено шутам, Екимовна выбалтывает сокровенные мысли хозяина и его гостей, не приемлющих нововведения и реформы Петра. Она под общий и продолжительный хохот «уморительно передразнивает» Корсакова – «заморскую обезьяну».

Дерзко ее обращение к хозяину (опять – привилегия шута!)

« – Старая борода, не бредишь ли? – прервала дура Екимов-на. – Али ты слеп: сани-то государевы, царь приехал» (VIII, 22).

В присутствии Петра шутиха смешалась: «Дура Екимовна, несколько раз вопрошаемая государем, отвечала с какою-то робкой холодностию, что (замечу мимоходом) вовсе не доказывало природной ее глупости» (VIII, 22). Так Пушкин ремаркой от автора подчеркивает природный ум Екимовны.

У Корниловича шуты-дураки тоже упоминаются. Например: «В праздничные дни, или когда случались гости, дура, разряженная как 18-летняя девушка, забавляла собрание прыжками, кривлянием и пеньем. Преимущественно старались выбирать для сего старых женщин, полагая, что чем дура старее, тем она охотнее к рассказам»[381].

Пушкин замечательно показывает «охоту к рассказам» у Екимовны. Он многое вкладывает в этот образ из своих собственных впечатлений от разговоров с пожилыми крепостными «дворовыми бабами», нянюшками и мамушками. Он как будто вспоминает и няню свою Арину Родионовну:

Да еще ее помянем:
Сказки сказывать мы станем —
Мастерица ведь была… (III, 308)

Из литературных «соседок» Екимовны назовем главную героиню стихотворной сказки А.Е. Измайлова «Дура Пахомовна» (1824 год).

Шутихами при дворе служили и дворянки. В роду Ржевских была Дарья Гавриловна, жена Ивана Ивановича, – «шутиха и князьигуменна» в петровских потехах.

Мы еще вернемся к интересовавшей Пушкина теме шутов. Отметим, что Пушкин не только Екимовну наделил сочной и образной речью. Роман содержит много народных прибауток, афоризмов. Они слышны из уст Гаврилы Афанасьевича: «сказал бы словечко, да волк недалечко»; Кирилы Петровича: «муж за плетку, а жена за наряды» (VIII, 21); да и самого царского арапа: «не твоя печаль чужих детей качать» (VIII, 30). Интересно, что эта же поговорка начинает составленное Пушкиным собрание пословиц[382].