Берег мертвых незабудок

Множество сценок в тонких рельефных рамках, незримо объединенные одним: взгляды, руки тянулись к Вудэну. А потолок был звездным небом, но небом сквозь толщу воды: из дрожащих пятен.

– Но где… – Кое-чего неотрывного от Вудэна недоставало. Идо все озирался.

– Вниз, мой светлый, – совсем глухо шепнул Мастер. – Гляди вниз.

И Идо посмотрел.

Пол был не мозаичным, но расписным, черно-серебряным – и именно оттуда скалились все монстры, которых Вудэн носил на щупальцах и творил из разлагающейся плоти. Маленькие нечистые духи шан’, похожие на гримасничающих рыб и крыс. Огромные киты с оскаленными зубами. Угри с волчьими головами. Неспящие – живые мертвецы. Они рвались вверх, тянулись; когти, руки и морды выступали над полом, но только там, где жрецы и прихожане не смогли бы о них споткнуться.

– Наши монстры… – Мастер тоже опустил глаза, – не вправе глядеть на нас с высоких сводов. Они на самом дне наших сердец. На дне я их и оставил. Тебе нравится?

В его вопросе не было нетерпеливого желания услышать похвалу – лишь усталость. Еще одна вещь, которой Идо так и не смог понять за долгие приливы.

– Это… – начал он, но сбился.

Казалось, все темное, сотворенное Королем Кошмаров, вот-вот вырвется. Поглотит. Оно глядело Идо в лицо и рычало, оно выло, предостерегало: «Я здесь, я вижу тебя, и я тебя найду!» Хотелось отшатнуться, убежать, никогда больше не переступать этот порог. Но рукотворные чудовища не были и вполовину так страшны, как…

Змея. Она словно увидела там, внизу, потерянную семью. Увидела – и зашипела так, что заложило уши. Идо не ответил Мастеру.

Отступил, сжимая зубы от этого шипения. Лопатками ощутил холодный мрамор колонны. Задохнулся.

– Мой светлый? – окликнули его, снова попытались взять за плечи…

Он все сказал правильно. Правильно и честно. Капелла Идо была именно такой, какая должна быть, а его – гениальной. Каждый образ въедался в сердце. Глаза хотелось выколоть, сделать пустыми, как у статуй центральной капеллы. Зачем они? Зачем? Ими Идо все равно видел только тени, Мастер же – суть. Он пропускал ее через себя, вдыхал и пил, как вино, он срастался с ней, вряд ли даже думая, он…

– Я тебя ненавижу, – прошептал Идо, едва услышав себя за шипением змеи.

– Что ты сказал?.. – Мастер отпрянул на полшага. Идо словно ударил его: он остолбенел, переспросил почти беспомощно: – Что?..

– Ненавижу, – повторил Идо, отступая от колонны и затравленно озираясь. Куда бежать? Мастер пошел опять к нему, протянул навстречу руку.

– Идо… – Оцепенение прошло, но не сменилось гневом. В глазах загорелся страх, и это разозлило лишь сильнее. – Ты… бредишь?..

– Всегда! – Идо шарахнулся дальше, схватился в поисках опоры за стену. – Что бы ни было, как бы ни было, ты… ты… всегда…

Он сбивался, захлебывался словами, не мог найти нужных. «Ненавижу…» За что? За то, что Мастер – гений, а Идо – лишь способный ученик? За то, как долго и упрямо он не давал смириться и не говорил правды? Не гнал Идо, осыпал похвалами, терпеливо обучал, за что-то любил, читал его лицо и… Идо закрылся руками и завыл. Даже его ненависть была жалкой, такой же жалкой, как любовь.

– Мой светлый!

Мастер ринулся навстречу молнией, но Идо собрался и хлестко выставил руку вперед – как если бы держал меч.

– Я не светлый! Неужели не видите?

Мастер замер и пошатнулся, как недавно шатался сам Идо, и в лице его что-то враз погасло. Несколько мгновений они немо глядели друг на друга на холодном, гениальном морском дне, а под ногами их роились в черноте живые кошмары.

– Идо… пожалуйста… – Мастер позвал в третий раз, и от незнакомых, каких-то совсем старческих нот в его полном сил голосе Идо захотел проклясть его, но куда больше – себя. Он уже знал, что сломал все: и свое сердце, и чужой хрупкий мир, полный семейной любви и доверия. А змея… со змеей тоже что-то произошло. Она замолкла, точно на нее упали все эти обломки. И только с ее зубов еще стекал яд.

Идо не успел ответить: снова распахнулись двери, и кто-то без позволения вошел, нет, влетел, понесся навстречу. Остолбенели и Идо, и Мастер; молча уставились на мальчишку в голубом плаще береговой стражи, а он смотрел на них и трясся так, будто его сжирала лихорадка.

– Король! – выдохнул он и побежал быстрее. – Король… – он закашлялся.

– Короля здесь нет, – бессмысленно произнес Элеорд. – Как и в городе. Он…

– Король погиб!..

И, подбежав, мальчишка упал ему в ноги, забился, заплакал. Вгляделся в пол, увидел темных тварей и взвыл, ударив по рисунку смуглым кулаком. Он плакал все отчаяннее, а Мастер, снова качнувшийся и схватившийся за сердце, не двигался. Идо же наконец очнулся. Все слова, сказанные и услышанные, впились в него. Несчастный король наконец умер. Чудовища нашли и его, все еще бессмысленнее, чем казалось. Так же бессмысленно, как жалкая попытка Идо сравняться с Мастером, так же, как другая – не думать о том, что это недостижимо. Идо не убил змею в сердце. Не убил даже себя. Ошибался во всем.

– Как… как же так… – залепетал Мастер, но было даже непонятно, к кому он обращается и что оплакивает. – Как…