Берег мертвых незабудок

Идо сделал несколько шагов в сторону от лежащего гонца. А потом побежал прочь.

a Эльтудинн закрыл глаза, крепче впиваясь негнущимися пальцами в мокрую снасть. Ему чудился привкус крови – не только на языке, но даже в ветре и дожде. Крови сотен. Тысяч. А в гуле моря, казалось, не затихли ни треск досок, ни крики, ни предваривший все это выстрел. Два выстрела, прогремевшие как один.

«Я буду спасать тебя всегда».

«Прости. Сегодня я тебя не спас».

…Эскадра пришла к Детенышу через дальние воды. Поздно, но дозорные темных заметили ее и завязали бой. Светлые, и без того превосходя численностью, обрушили огонь базук – и едва Эльтудинн услышал об этом, он уже знал: Вальина нет, Вальин просто не смог помешать тем, кто поднял его белые и синие знамена.

Убит? Пленен? Не было времени слать гонцов, ждать ответов; суда отправились из Жу к пустым землям. Эльтудинн шел на фронтовом и лицом к лицу столкнулся с вассалом врага, чернокудрым, синеглазым, бешеным. Дикая Красная Роза. Тот, с кем они мирно пили вино, тот, кто нежно обнимал его служанок. Конечно, он. Он всегда любил море и, будь он проклят, так рвался в адмиралы. Или хотя бы в пиратис. А еще всегда хотя бы взглядом обещал: «Я тебя уничтожу, потому что ты – ошибка».

…Они бились. Эскадры атаковали, топя один корабль за другим.

Светлые неумолимо пробивались к берегу; казалось, они хотят высадиться как можно скорее. Хотели они другого. То, что они в конце концов подпустили врага, не было стратегическим промахом. Неприметные форты, возведенные остатками здешней знати, тоже открыли стрельбу из старых пушек. Тогда же грянули и первые раскаты грома.

Вальин прибыл, когда бой на море уже превратился в бесконечный кровавый пожар.

– Не стрелять!..

Они встретились, когда светлые пошли на абордаж фронтового корабля, две толпы столкнулись и палубы залила кровь. Вальин заметил Эльтудинна, замер первым, развернулся, и от его будто усиленного окрика вдруг замерли прочие. Как почти всегда, как в первой битве. У него словно был какой-то дар.

Эльтудинн остановил своих, заставил опустить оружие. Под его взглядом, и там видя яростный огонь, люди отступали с обеих сторон. Переглядывались. Шептались. Вокруг верховных королей снова, как вечно, разверзлась настороженная, взмыленная, тяжело дышащая пустота. Эта пустота все слышала, но ни во что не вмешивалась.

– Я не нарушал договора. – Голос Вальина был едва различим. Он тяжело дышал, сминал пальцами рубашку на груди, где синел знакомый флакон. – Я запретил…

Эльтудинн отрывисто кивнул. Он получил уже достаточно доказательств и тепло улыбнулся, он больше думал о том, чего стоило добраться сюда по морю.

– Храм почти завершен, – отчетливо сказал он.

В толпе зашептались. Вальин откинул со лба мокрые волосы, не такие тусклые, как прежде, сделал еще шаг ближе.

– Как и в моей столице.

Гул вокруг стал громче, но Вальин не слышал. Он не отводил от Эльтудинна взгляда.

– Знаешь… мне сказали когда-то: «Настоящим Храмом может быть только человек». – Он обернулся на своих вассалов, посмотрел на чужих. – Теперь я понял. Видишь, сколько вокруг нас Храмов? И сколько уже разрушено?

Говорили еще, говорили много, но Эльтудинн почти не помнил тех слов. Они были не о том, не должны были звучать там, где две некогда единые армии давно потеряли смысл своего истребления. Но они были. Звучали. Последней стала клятва, клятва, уже обращенная ко всем:

– Я, Вальин из рода Крапивы, Вальин Энуэллис Обреченный, прошу у тебя прощения за подлость моих вассалов и обещаю перемирие. – Он посмотрел на берег. Ладонь его горела зеленым знаком. – Эти земли – залог моей честности – пусть станут частью твоего королевства. Мы на них не претендуем.

Слова разбили тишину вокруг, пустили по ней круги, как камень по воде.

– Вот только мне не нужны они, – тихо отозвался Эльтудинн. Он старался не слышать удивленного шепота за своей спиной и яростного – за чужой. – Мое королевство и так – весь мир. Как и твое. А ты – мой король.

В то мгновение он даже не понимал, какой смысл вкладывает в ответ, не понимал, что звучит он как присяга и капитуляция. Было все равно; казалось, если бы попросили, он отринул бы разум и присягнул бы, опустившись на колени. Что бы ни сказали прочие. Как бы это ни выглядело малодушно, недальновидно, наивно. Неважно. Но Вальин ни о чем не просил, лишь грустно улыбался. Острые листья все горели на его мирно приподнятой ладони. Крапива горела и на висках, но выглядела не такой болезненной, как еще недавно. И все равно… его словно мог пошатнуть ветер – таким хрупким он казался даже в боевом облачении. Особенно в нем.

– Но им нужен ты, – наконец проговорил он. – Ты сильнее и сможешь о них позаботиться. Я верю тебе. Верю – и чту. Во славу Тьмы. Света. Мы тоже – Храмы. Я…