Берег ветров. Том 1

Оробел и сам Кусти. Нога его еще не переступала сегодня порога монопольки или кабака, голова была ясная, слово как-то само собою сорвалось с языка, и так как взоры всего прихода нацелились в него, то его ноги поневоле двинулись к выходу из церкви.

Но Матис придержал его за полу.

- Конечно, убийца, - загремел теперь и голос лоонаского Лаэса, перекатываясь по церкви из конца в конец. - Убийца, да! Убийца безвинных людей! Какое зло причинила барону семнадцатилетняя девушка, раннавяльяская Алма?

Толстый подбородок Гиргенсона затрясся. От неожиданности и злости он потерял на несколько мгновений дар речи. Но пастор быстро овладел собой. Он был уже до некоторой степени подготовлен к сегодняшнему случаю по статьям «Ревалше цейтунг» и «Ристирахва пюхапяэвалехт», в которых описывали и осуждали инциденты, случавшиеся по церквам в нынешнем неспокойном году, и возносили «твердость и христианский дух» священников. Он стоял на кафедре, возвышаясь над головами прихожан, ему, лучше чем кому-либо другому, видно, что варится в церкви, в нем самом тоже ведь текла изрядная порция трезвой, деловой крестьянской крови. И он сказал:

- Что гласили слова из священного писания, повторенные нами сегодня, то сбылось на наших глазах: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит!» Человек, по вине которого приходит к нам сие зло и свершаются многие другие предосудительные вещи в нашем приходе… это Матис Тиху! Как злой, шелудивый баран меж смиренных ярочек, ходит он среди наших прихожан, подстрекая добрых людей и нашептывая им мерзкие советы. Но что говорит про это священное писание? «Если же рука твоя или нога твоя соблазняют тебя, отсеки их и брось от себя!» Так и я, стоящий перед вами ваш духовный пастырь и богом призванный и поставленный законный проповедник слова божьего, возглашаю: уходи от нас, Матис Тиху, и уведи с собой тех, кто больше, нежели слову божьему, верит этому сраму, принесенному из города, называемому вами социализмом. Лучше будет, если я отрублю тебя вместе с твоими нечестивцами, изгоню из нашего прихода, чем дам погибнуть всему приходу!

После этих слов пастора Рити, стоявшая посреди «смиренных овечек», стала благоговейно всхлипывать, но из-под хоров послышалось угрожающее покашливание высоких тагараннаских мужиков. И снова на всю церковь прогремел голос лоонаского Лаэса, обратившегося к Матису со словами:

- Тесть в мызе всадил тебе из револьвера пулю в бок, а зять с церковной кафедры, почище того, собирается тебя топором рубить. Не уйти ли нам, Матис?

- Уйдем, конечно, но прихватим с собой и Гиргенсона с кафедры. На улице, на свежем воздухе, мы поточнее выясним, через кого и впрямь то зло приходит, - сказал Матис

Бурю, разразившуюся в церкви после слов Матиса, произнесенных спокойно и обращенных как бы к Лаэсу, не смог бы усмирить даже сам суперинтендант.

- В мешок! Тащите мешок! Гиргенсона в мешок! - кричали стоявшие у входа под хорами мужики и стали гурьбой протискиваться вперед. К ним присоединились многие женщины.

И вдруг из общего шума резко выделился высокий дискант каавиской Юулы:

- Козлищ от овец! Козлищ от овец!

Что она, собственно, хотела этим сказать, осталось невыясненным даже для тех, кто стоял совсем рядом, потому что конец ее фразы потерялся в общем гвалте. Рявкнул орган на хорах - это кистер хотел игрой увлечь преданных пастору женщин, но он припоздал. Подручный органиста, накачивавший ногами органные мехи, сбежал со своего поста взглянуть, что делается 13 церкви. Со старым запасом воздуха кистер смог взять только пару аккордов напева «да будет мир от господа», затем мехи опустели, и большой орган, рявкнув разок громко, заглох на слове «будет».

Мысль запихать Гиргенсона в мешок возникла только час назад: мужики и сами не были еще уверены в исполнимости этого намерения, а значит, об этом не могли знать ни Гиргенсон, ни его приверженцы, которые в противном случае, возможно, стали бы грудью на защиту своего духовного пастыря, как это и случалось в некоторых церквах в 1905 году. Только когда Длинный Виллем уже поднимался по нижним ступенькам скрипучей кафедры, а следом за ним шли Кусти, Лаэс и другие, приверженцы господина пастора смекнули, что и им надо бы протиснуться поближе к кафедре. Но это была бесполезная затея: кафедру уже тесно обступили рослые тагараннаские мужики и другие противники Гиргенсона, так что юугуский Сийм с отрядом баб не смог даже приблизиться к ней. Тем временем Виллем шаг за шагом поднимался по ступенькам кафедры и уже стоял на тесной площадке возле тучного пастора, который что-то злобно кричал и делал напрасные попытки оттолкнуть от себя Виллема растопыренными толстыми пальцами.

- Ах ты, черт, ты еще пальцами в глаза тычешь! - ругнулся от боли Виллем и сильной рукой схватил жирное запястье пастора.

- Несите мешок! Давайте сюда мешок! - кричал Кусти.