Берег ветров. Том 1

Но, как выяснилось, мешок в церковь еще не принесли. Правда, Йоосеп чуть пораньше, когда другие валили в церковь, отправился искать подходящий мешок. Но оказалось, что сенные мешки на телегах прихожан даже на глаз были слишком малы для Гиргенсона. Припадая на свою увечную ногу, Йоосеп бросился в лавку старого Вейде и, запыхавшись от быстрого бега в гору, спросил мешок из-под соли.

- Куда ж ты с мешком-то, пожар тушить, что ли?

- У вессикуского Прийду лошадь понесла, мешок разорвался, и соль рассыпалась, - торопливо ответил Йоосеп, видевший часа полтора-два назад, что Прийду купил у старого Вейде два пуда соли.

Обман очень походил на правду, и так как Йоосеп сразу выложил на прилавок подходящие деньги, Вейде быстро сунул ему в руки мешок. Когда Йоосеп был уже в дверях, Вейде вдруг осенило, - торговец давеча одним ухом слышал, как мужики шептались о чем-то подозрительном.

- Постой, постой! - закричал он, но было уже поздно, ему оставалось только взглянуть через окно в спину Йоосепу, быстро, на этот раз под гору, бежавшему с мешком к церкви.

А события в церкви развертывались быстрее, чем Йоосеп со своей увечной ногой мог сбегать к Вейде за мешком.

- Несите мешок! - неслись отовсюду возгласы.

Несмотря на то, что несколько ватласких парней бросились на поиски Йоосепа или его мешка, в церкви на миг возникло замешательство. Женщины побережья, из тех, кто больше сросся с церковью, увидев своих мужей или сыновей среди толпы зачинщиков, заколебались. Правда, никто из них не терпел Гиргенсона (за исключением считанных, пользующихся особой благосклонностью пастора), но затея мужиков казалась им чересчур дерзкой и оскорбительной не только для пастора Гиргенсона, но и для церкви вообще, поэтому то одна, то другая пыталась за рукав или за полу стащить своего мужа со ступенек кафедры. Даже лоонаская матушка поймала за полу пиджака своего Лаэса и давай тянуть, укоряя упирающегося мужа:

- Приезжает из Таллина, чтобы здесь с этим Гиргенсоном возиться. Лучшего ничего не придумал. Пошел бы утром хоть на сигов!

Таких ввязавшихся в распрю семейных пар возникало все больше, и, быть может, призванный и поставленный слуга божий, пастор каугатомаского прихода и избежал бы мешка в это предпоследнее до пришествия Христа воскресенье, если бы Юугу во главе своих богомольных старушек, набравшись смелости, не стал слишком стремительно пробиваться к кафедре, желая обеспечить отступление находившемуся в опасности пастырю. Бросив своего слепого Каарли, Риги протискивалась по пятам Ю угу через толпу к кафедре и журила мужиков:

- Постыдились бы, бесстыжие ваши глаза! Напасть на пастора во время проповеди!

- Что за чертова проповедь! Хочешь, скажу тебе проповедь получше! - воскликнул Кусти. И тут же, не раздумывая долго, совершенно трезвый Кусти, при всей общей суматохе и криках в церкви, совершил одну из своих проделок, о которой народ говорил еще много позже, уже после расстрела Кусти.

Следом за Гиргенсоном и Виллемом он взобрался на предпоследнюю ступеньку кафедры, - больше на кафедре не было места, - важно выгнул шею, закатил глаза, надулся, как Гиргенсон, и произнес свою шуточную проповедь, которой он и прежде, случалось, потешал людей в конце свадебного пира или в праздники, но тогда, правда, за полным ковшом пива:

- Дорогие прихожане! Каугатомаские крестьяне! Я буду говорить не так, как пасторы из Тырисе и Паммана, а так, чтобы приход скрипел и кряхтел в руках божьего работника, как дубленая кожа под ладонями плотника. Слушайте со вниманием слова священного писания, что записаны в книге «Ступицы в колеснице», в четвертом ободе, в двадцать третьей спице.

И вот случилось, что некий муж немецкого происхождения, пройдоха от самого рождения, по имени Гиргенсон, а по слухам, еще и фон, тогда еще без толстого брюха, во имя отца и сына и святого духа, стоя однажды на большой земле у самого моря, воздевал очи горе, не покажется ль судно, на котором сбежать будет нетрудно, от грехов своих в поту цыганском, уехать в землю ханаанскую. И, слава господу, чудо свершилось: судно у берега появилось, и вскоре он очутился на берегу Каугатома - нового своего дома. Часовая цепочка болталась на груди, и божьи дела ждали его впереди; Но земля, что должна была стать Ханааном, показалась ему горьким обманом: полно камней и вода кругом. Но господин пастор неустанным трудом добился того, что в краю, где голодал народ, потекли к нему в изобилии молоко и мед. Прошло три года, и на глазах у честного народа выросло толстенное брюхо, и залило пастора салом по самое ухо! Сэла[39]!