Берег ветров. Том 1

- Ты думаешь?! - обронила Лийзу, и в тот же миг ее мысли и мысли Матиса перенеслись к маленькому Рейну и его отцу, хотя оба и не обмолвились об этом и словом, а Лийзу, словно испугавшись чего-то, поспешно спросила о другом сыне Матиса, Сандере:

-А про Сандера что-нибудь знаете?

- Ничего. Его, верно, уж нет в живых, и во сне его больше не вижу.

- Если теперь еще начнется этакая… внутренняя война, тогда всех мужчин перебьют.

- Ничего не поделаешь. Надобно прийти соблазнам, но горе тому, через кого соблазн приходит, как сказал сегодня Гиргенсон.

- До того, как надели мешок, - добавила Лийзу, лукаво взглянув на Матиса.

- Ну да, - подтвердил Матис и стал травить шкот, поворачивая в лодочную гавань Весилоо.

Намек Лийзу был для него не нов - многие и раньше говорили об этом, да и сам он бывало в минуты тяжких сомнений думал эту невеселую думу. Но после того как Пеэтер привез из Таллина социал-демократические листовки и песни, и Матис увидел, что и другие люди, поумнее его, не расходятся с ним во взглядах на правду, он еще ни на миг не усомнился в правоте борьбы своей и всех трудящихся.

- Ну да, до того, как надели мешок. Ложь и лжеца можно упрятать в мешок, но правда остра, как шило, ее в мешке не утаишь и не растопчешь.

- А если все же растопчут? - усомнилась Лийзу.

- Нужно драться. Для того мы сюда и пришли.

По скользкому настилу причала лодка с разбегу въехала почти на нужную высоту, так что после уборки парусов достаточно было двух рывков, чтобы закрепить якорь. Быстро управившись с лодкой, они вскоре зашагали вдоль площадки для развешивания сетей к единственной, состоящей из нескольких разбросанных дворов, деревне островка Весилоо, от которой горло отгораживались крупные здания большой усадьбы Тенга. Вдали, на другом краю острова, за сосновым бором, устремлялась вверх белая башня маяка, и виднелась железная крыша двухэтажного лома смотрителя. В море гул подводных камней Суурекуйва как-то терялся, скрадывался всплеском весел, ударами волны о борт лодки, но здесь, на каменистой земле, заросшей можжевеловым кустарником, гудение Хуллумятаса мощно ударяло в уши.

- К ветру дело идет, Хуллумятас уж очень завыл, - прислушался Матис.

- Ты ведь не станешь возвращаться сегодня? - спросила озабоченно Лийзу.

- Если справлюсь с делом, чего тут ждать, и ветер попутный.

- Уже смеркается, куда ты теперь!

Но проявлять и дальше заботливость Лийзу сочла неуместным, - ведь Матис шел к своему брату. Дорога к усадьбе Тенга сворачивала тут же налево, а дом пагилаской Анн стоял в другом конце деревни, в низкорослом сосняке. Прощаясь за руку с Матисом, Лийзу положила ему на ладонь пару монет.

- Возьми и мою вдовью долю. Ружья на них не добудешь, но на несколько патронов хватит, - сказала она, повернулась и пошла своей дорогой.

Зажав в ладони два серебряных рубля, как доброе предзнаменование, Матис шагал к большому, о двух каменных дымоходах дому своего богатого брата. Во дворе, окруженном постройками для скота (Тынис держал около двадцати коров), баней, сараем для парусов и рыболовных снастей, загремел цепью и залаял огромный волкодав. Кругом не было ни души. От помещения для прислуги донеслись звуки гармоники. Тынис сытно кормил своих шестерых работников и двух работниц, не занимал их ничем в воскресные дни, но зато в будни нигде так не загружали людей работой, как здесь. Когда Матис поднялся на крыльцо, на господской половине (именно господской: Тыниса теперь величали господином, а его жену госпожой) как раз зажгли лампу. Тоже хорошее предзнаменование. «Наверно, он согласится, - подумал Матис, вытирая ноги о решетку. - Судно без дела качается на якоре в заливе, один рейс в Таллин не износит его».

Но, уже здороваясь, Матис заметил, что он не был сегодня желанным гостем ни для брата, ни для его жены. Хотя Тынис и помог ему снять верхнее платье и указал Матисс место на мягком диване под картинами с изображением кораблей, а госпожа принесла тарелку с печеньем, стаканы и бутылку вина и хлопотливо поспешила на кухню, чтоб дать указание прислуге разогреть что-нибудь посытнее, - вся эта внешняя приветливость не могла скрыть озабоченного выражения лиц у обоих хозяев. И прежде чем Матис успел приступить к разговору о своем деле, заговорил с укором Тынис.

- Ты что за фокусы выкидываешь, Матис? В компании с лайакивиским Кусти, с мальчишками, запихиваешь в мешок пастора!

- А тебе его разве жалко? - с языка сорвались те же слова, что давеча в лодке, когда Матис спрашивал мнение Лийзу.

- Мне жаль тебя. До сих пор я все же считал тебя мужчиной, а ты шутом становишься.

Матис уставился в глаза брату. Не ослышался ли он?

- Шутом становлюсь! Вместе ведь шагали в Руусна к барону.

- Барон бароном. А какой же особый вред причинил тебе пастор?

- А мне теперь сдается, что ты сам стал шутом. Пастор - зять барона, они одним лыком шиты, а ты говоришь: что за вред причинил? Старый Таави и Михкель, мастер «Каугатомы» - в городе, в руках живодеров. Если они там захотят порешить мужиков, то по крайней мере и у нас есть двое, из которых можно душу вытянуть.