- Ах, значит, так! - сказал, вставая, Матис, и его черные глаза сверкнули огнем из-под седых бровей. - Значит, вот какого «мужа богатой жены» пришлось произвести на свет моей матери! Мне и впрямь было бы стыдно перед миром, если бы не было Прийду, и ты был бы моим единственным братом. Не золота, а свинца тебе нужно! К завтрашнему вечеру, слышишь, к завтрашнему вечеру, к четырем часам, «Каугатома» должна быть под парусами и ты сам - на ее борту. Понял?
И Тынис встал. Он весил, пожалуй, пудов шесть (в то время как в Матисе было не больше четырех). Он был на голову выше брата и лет на двадцать моложе. Если черные глаза Матиса под седыми кустистыми бровями сверкали огнем, то темно-серые, под густыми черными бровями глаза Тыниса отливали холодным, металлическим блеском.
- От барона получил пулю, - сказал Тынис, щуря глаза, - а у меня вылетишь через окно во двор вместе с рамами, если сейчас же не уберешься с моих глаз!
Матис взял с вешалки шапку. В дверях появилась госпожа Анете.
- Тынис, mein Gott[40]
! Что здесь случилось?- Случилось! Красное волостное правление начинает прикарманивать корабельную компанию «Хольман и Тиху»!
- Твою корабельную компанию? - презрительно перебил Матис. - Вся твоя компания построена нашими руками. «Каугатома» - это наше детище, нашего общего труда. Приказ волостного комитета таков: завтра к четырем часам «Каугатома» должна быть под парусами и подготовлена к таллинскому рейсу! - Матис повернулся спиной к Тынису, снял с вешалки пальто и начал его надевать.
- Теперь? К зиме? И как, волостное правление ведь не какая-нибудь Schiffsamt[41]
, - охала Анете.- Вы отвечаете за то, чтобы приказ волостного правления был выполнен без промедления! - сказал Матис, шагнув в переднюю и захлопнув за собой дверь. На дворе его встретили пронизывающий ветер, хриплый собачий лай и наступившая тем временем темнота.
Отплевываясь и нашаривая ногами тропинку, он вышел из ворот и направился к лодочной пристани. Но, придя туда и увидев, что волны все яростнее обрушивались на берег, Матис призадумался. Если бы еще кто-нибудь был с ним, он, ни минуты не колеблясь, спустил бы лодку на воду, но пуститься в путь одному в такую непогоду, на ночь глядя, было бы все же безрассудно. Он привалил подпорки к бортам лодки, закрепил якорь за большой камень на берегу, взвалил на спину паруса и зашагал в сторону бобыльского хутора Пагила. Если у пагилаской Анн есть место для Лийзу, найдется и ему где переночевать.
Ранехонько, до рассвета, он уже был у лодки. В месте с ним вернулась к лодке и Лийзу. В течение ночи Лийзу переговорила обо всем с Анн и хотела вернуться в Каугатома с Матисом, но ветер был встречный и большой силы, так что они смогли спустить лодку на воду только к полудню. Но и после полудня ветер был еще достаточно сильный. Только под укрытием мысков Кякисильма, где волнение было меньше, они смогли немного осмотреться. От берега от мыса Сийгсяаре вышла еще одна лодка и взяла курс на «Каугатому», стоявшую на якоре за Папираху. По-видимому, мужики спешили подготовить «Каугатому» к рейсу, несмотря на шторм и на то, что он, Матис, еще не вернулся с Весилоо.
- Тоже поедешь к кораблю? - спросила Лийзу, видя, что их лодка меняет курс.
- Да, вытрави шкот, - сказал Матис, напрягая зрение и стараясь по парусам распознать ту, другую лодку.
В ту же пору кок, нонниский Симму, стоя на палубе «Каугатомы», в свою очередь усердно глазел на приближающиеся лодки в надежде, что ему, наконец, удастся уехать отсюда. Судно должно было остаться здесь на зимнюю стоянку, команда уже съехала на берег, только капитан торчал еще в своей каюте. Ему, Симму, приходилось готовить старику пищу, поэтому-то он и не смог еще сойти на берег. Да, вчера еще должны были привезти сторожа на зиму, а дудки! - не привезли. Главный хозяин, тенгаский Тынис, этакий котерман, сам заезжал, долго обсуждал что-то в каюте с капитаном и снова укатил. А после его посещения толстопузый, как звали матросы капитана Рооста, кликнул его к себе и снова ввел вахту: шесть часов приходилось стоять Симму и шесть часов самому толстопузому, чтобы никто незаметно не подошел к кораблю. Тревожное время, лучше поостеречься, чем потом век жалеть.
«Сволочи», - подумал Симму и сплюнул за борт. Старого Гиргенсона вчера в церкви посадили в мешок, это рассказал ему вчера лодочник Тыниса Тиху. Теперь у каждого толстопузого шкура дрожит от страха, как бы и с ним не случилось того же. В ночную вахту Симму из-за сильного ветра только два раза выходил из полубака, все остальное время он проспал. Днем он готовил пищу и от тоски посматривал иногда на берег. Боже мой, другие запихивают там пасторов в мешок и ходят, не снимая шапок, на мызу, а он должен торчать здесь на борту! Немудрено, что у кока сердце екнуло от радости, когда он увидел сразу две лодки, идущие к «Каугатоме»: одна шла от Весилоо, другая с мыса Сийгсяаре.
Но радость нонниского Симму была непродолжительна, вскоре вылез из своей каюты старик и стал мутным взглядом изучать лодки.