Жизнь у нас идет по-старому. По воскресным дням я несколько раз носила цветы на могилу твоей матери, но долго ли они там продержатся - уже осень, и скоро все пожелтеет. В прошлое воскресенье похоронили старого симмудеского Таави из Ватла, ему перед Катерининским днем исполнилось бы девяносто три года. У лайакивиской Марис родилась девочка, это у них уже восьмой ребенок. Отец у меня тоже очень плох и из-за ревматизма не может больше ходить в море. Я несколько раз ходила с его сетями вместе с твоим братом Матисом и ванаыуэским Михкелем ловить салаку. «Уус аэг» пишет, что город Владивосток и маньчжурская земля полны японских шпионов, и в Порт-Артуре посадили в тюрьму больше ста японцев-парикмахеров, которые все занимались шпионажем и сами были японскими офицерами. Да и вообще стало тревожно, потому и многие парни рекрутского возраста исчезли отсюда - боятся войны. Ох, уж эта война! Если она придет, страшное дело, сколько она загубит народу, а еще больше искалечит.
Не сердись, что я тебе пишу не так красиво, как это, быть может, делает кто-нибудь другой. Но если бы я и знала немецкий язык, то я ни за что не хотела бы тебе, мой ненаглядный, поведать свои мысли и сердечные чувства на этом языке и писала бы все на том языке, на котором когда-то мои родители высказали друг другу свои мысли и надежды, потому что я люблю простоту и прошу тебя не сердиться, что я такая. Ох, знай, Тынис, что ты первый и последний, кого я люблю. И это было бы очень тяжело, если бы ты от меня отказался, особенно теперь, когда уже есть некоторые признаки, что я больше не одна. Потому я не верю, чтоб ты был безжалостный и отказался от меня. Пусть поможет мне и тебе судьба, чтобы исполнились все наши замыслы и чтоб большая боль, которая иногда проникает в мое сердце, оказалась пустой тревогой.
Любящая тебя Лийзу».
- Выбрать бизань-шкоты! - донесся в каюту голос штурмана.
- Выбрать бизань-шкоты! - повторили матросы, и их торопливые шаги раздались на палубе.
Капитан прислушался. Ветер не изменился, по-прежнему катились высокие ленивые послештормовые волны, накреняя корабль, они время от времени выбивали ветер из парусов.
«…Особенно теперь, когда есть некоторые признаки, что я больше не одна…»
Да, месяца три назад, когда «Каугатома» шла с грузом пропса из Котка в Ливерпуль, они несколько дней укрывались от шторма за Весилоо…
Тынис Тиху вздохнул. Лийзу - милый и по-своему славный человек…
И капитан Тынис Тиху снова вздохнул. Но тут же попало ему под руку другое письмо, которое он получил также в Архангельске, перед самым выходом «Каугатомы» в море. Это письмо было написано изысканно, по-немецки, так что Тынис при чтении некоторых слов должен был даже открыть свой карманный словарь (Анете посещала Töchterschule, а немецкий язык капитана был подобран в портах). Переведенное на эстонский язык, письмо Анете звучало приблизительно так:
«Мой Тынис!
Только сейчас получила твою последнюю интересную открытку, высланную тобою 8 октября из Ливерпуля, и она меня очень обрадовала. Здесь, на покинутом тобою острове Весилоо, узником которого я оказалась после перехода в мое владение имущества покойного супруга, так мало отрадного для одинокой вдовы вроде меня. Я уже думала было перенести дела своей корабельной компании в Куресааре, но во время навигационного сезона это из коммерческих расчетов нежелательно, а кроме того, меня удерживает в Весилоо усадьба и хозяйство. Я так одинока, так одинока на этом острове, заброшенном в море, среди людей, не имеющих почти никакого понятия о заботах одинокой женщины, которая должна нести такую большую, такую громадную ответственность. А все эти маклеры, все эти агенты и фрахтовые конторы, очевидно, знают, что я еще малоопытна в нелегких делах хозяина-распорядителя корабельной компании, и стараются использовать это в своих интересах. Ах, Тынис, как часто я думала о том, насколько мне нужна опора такого человека, как ты, - ведь ты так основательно знаком с вопросами морской торговли и навигации. Но, к несчастью, как говорят люди, ты все еще привязан к моей прежней служанке, к Лийзу, которую мне не подобает порицать, но которую считаю для такого стоящего мужчины, как ты, прости меня, слишком малообразованной и вообще неподходящей парой. Конечно, я далека от того, чтобы вмешиваться в планы твоей жизни, но на человека, который все же узнал тебя так близко, так близко, нельзя сердиться за эту откровенность.