Спят - конечно, спят - Пауль и Хенно в одной кровати, девочки-близнецы Хилья и Айно - а другой, малыш Виллю, наверно, под боком у матери - очень уж он любит там спать.
Спите, спите, дети. Спи и ты, жена, мало ли у тебя трудов и забот с этими пятью, особенно теперь, когда ожидается шестой. Пока ваши ночи еще спокойны, а дни солнечны, вы еще не знаете пока, что в межпланетном пространстве царит 273-градусный мороз, а здесь, на Земле, тоже становится подчас жутко от сознания, что сердца у окружающих тебя людей бывают холоднее льда. Трудно ему, штурману-бедняку, у которого нет денег, чтобы вложить значительный пай в корабль, получить капитанское место, хотя оно ему и необходимо до зарезу.
Но кто знает, кто знает… Волостной писарь Саар, чья речь на последнем собрании была, пожалуй, наиболее веской, сдается, неплохой человек и держит сторону неимущего народа. Если, скажем, это судовое товарищество и дальше в таком виде продержится, и затеют строить второй корабль, тогда, может статься, и он наденет капитанскую фуражку. И пусть зря не тревожатся, уж старый Танель Ыйге не подведет, морскую школу он окончил в свое время только на одни пятерки.
Вот и у них на «Каугатоме» получается как-то странно. Чуть только дело клонится к шторму, все управление кораблем начинает ускользать из рук капитана к нему, к штурману. Это выходит как-то само собой, - Танель Ыйге чувствует, как чувствовал и всю жизнь, что только в шторм он начинает дышать полной грудью. Минует опасность, «Каугатома» приближается к какому-нибудь порту - и точно так же, само собою, все управление снова переходит к Тынису. А стоит войти в порт - и Тынис Тиху, который на десять лет моложе его, становился опять важным капитаном корабля, Танель же превращался в неприметного старика, чье существование на корабле вряд ли кто, кроме своих матросов, и замечал. Но ничего, будь он капитаном корабля, то и он в порту не ударил бы лицом в грязь при исполнении новых представительских обязанностей.
Бортовые огни покачивались в ночной мгле. Время от времени волна с шумом перекатывалась через носовую часть. Но это не грозило бедой: нос корабля снова поднимался, и студеная, соленая вода Атлантики стекала между стойками поручней за борт. Паруса, от бом-кливера до бизань-топселя, напрягались от ветра, и «Каугатома», разрезая волну, следовала по новому, ставангерскому курсу со скоростью не меньше пяти узлов. И это, конечно, неплохо, но он, Танель Ыйге, предпочел бы, хоть и с меньшей скоростью держаться старого курса.
Глава одиннадцатая
За час или два до того, как «Каугатома» после короткой стоянки на ставангерском рейде собиралась поднять якорь и отправиться в путь, над фиордом опустился густой туман. На побережье Норвегии туманы не столь обычны, как, скажем, по ту сторону Северного моря, в Англии, но все же и здесь туманные дни случаются довольно часто, особенно поздней осенью. Наверху, на круто спускающемся к океану плоскогорье скандинавского хребта, уже царила зима, а громадные массы воды, направляемые в норвежские фиорды Гольфштремом, несмотря на огромный путь, пройденный ими, все же сохраняли еще какую-то частицу тепла Мексиканского залива. Воздух среди скал насыщен влагой морских испарений, от дыхания холодных ветров, идущих с гор, эта влага превращается порой в такой плотный туман, что матросам от борта к борту не узнать друг друга, или, как говорит кок: «Воздух так густ, что хоть мажь его вместо сала на хлеб».