Перкау не хотел никого убивать – даже чтобы защитить себя. Но призвать к себе смерть от чужого оружия можно было только напав. Это ничего не даст. Свою участь он принял осознанно, осмысленно – такова была плата за жизни других членов общины. Как ни велико было искушение поддаться этой слабости, он удерживал себя.
Подошла Таэху, села рядом.
– Хорошо, что ты проснулся сам, – ласково проговорила она. – Пора поесть и принять снадобья. Знаю, что ты не хочешь… а всё же надежда на жизнь сильнее, ведь правда?
Итари никогда не издевалась, не посмеивалась – лишь уговаривала его жить, исподволь, так же, как её искусство исподволь уговаривало его плоть восстанавливаться.
Разве мог он представить прежде, что его врагом будет Таэху? Или тем более – Эмхет? Но так уж случилось, что он противостоял самому Великому Управителю. И эта мысль по-прежнему казалась невероятной…
Незаметно бальзамировщик сжал руку под покрывалом в кулак, напряг мышцы, оценивая, на что сейчас способен. Тело отзывалось нехотя, уставшее и измученное, страшившееся следующего витка пыточной бесконечности.
– Я поем, – тихо согласился Перкау, садясь с помощью жрицы и аккуратно соизмеряя каждое движение с собственными силами.
Избавиться от противного ощущения, будто его внутренние органы перебрали и сложили заново в случайном порядке, он так и не сумел. Руки дознавателя-Таэху он помнил даже лучше, чем ножи и крючья. Ярче этих рук в его памяти была разве что сминающая все запреты и защиты воля Эмхет, слепящая, обжигающая, как карающая сила солнца, олицетворённая воинственной ипостасью Золотой.
Итари улыбнулась и кивнула, принесла чашу с водой для омовения, фрукты, плошку с ещё горячей кашей из полбы, травяной отвар. Движения целительницы казались расслабленными, и она безмятежно говорила какую-то успокаивающую чепуху, но Перкау не сомневался: бдительность жрица не теряла ни на миг и неустанно наблюдала, подмечая каждую деталь. Великий Управитель, хранитель секретов, не держал подле себя случайных лиц. А уж его дознавателями тем более становились только лучшие.
Омовение, молитва, трапеза… всё шло своим чередом, привычно. Потом столь же привычно Итари осматривала его раны. Лёгкая ладонь жрицы легла ему на грудь, уговаривая, искушая его тело забыть о боли, открыться исцелению, жить…
Под её касанием Перкау вдруг вспомнил не исцеление, но огонь, едва не сжёгший дотла саму его жизнь. Воспоминание развернулось перед ним внезапно и ярко.
Песчаная буря, похитившая его дыхание…
Песчаные чудовища, чьи когти вспороли его тело…
Пламя, переплавлявшее его личность…
Миг – и Перкау уже не осознавал, что делает, защищая себя…
–
Чужой хриплый шёпот заставил его вынырнуть из пламенного сумрака. Бальзамировщик увидел свои руки. Навалившись на Итари Таэху, прижав её к полу, – и откуда только силы взялись? – он одной удерживал её запястья, а другой сжимал её горло. Огонь тёк под покровом его кожи вместе с кровью, обжигая жрицу. Перкау едва чувствовал кожу Итари и бьющийся пульс под своими раскалившимися пальцами.
А шёпот принадлежал ему самому.
Итари встретила его растерянный взгляд спокойно, почти сочувственно, и чуть улыбнулась. Её глаза были отрезвляющей синевой, холодной, как воды Апет.
– Тебе не будет позволено умереть… А моей смерти ты на самом деле не желаешь, я знаю…
Перкау отшатнулся, выпустив её, с изумлением замечая оставшиеся на её коже ожоги – к счастью, не сильные.
Кажется, так она спросила, когда он пришёл в себя после недавней встречи с Великим Управителем.
Пламя, родившееся из горнила боли… взгляд золотых глаз, пронзавших саму его суть. Ужас от того, что он мог выдать… Он вспомнил. Но так и не вспомнил, что этому предшествовало.
Перкау обхватил голову ладонями, чтобы успокоиться, переосмыслить произошедшее, но не знал, что случилось только что. Наверное, он всё-таки сходил с ума. Сила, принадлежавшая ему, ему не подчинялась. Как будто… её мог направлять кто-то извне…
– Прости. Я не хотел…
Итари села рядом с ним, опустила ладонь ему на плечо и мягко заверила:
– Не беспокойся, я могу защитить себя. Но я желала увидеть твой предел.
– Я больше не знаю, где он пролегает…
– Хотела бы я знать… что ты пытаешься защитить с такой силой, с какой не готов защищать даже себя самого?
Перкау молча покачал головой и попытался восстановить в памяти счастливое лицо Тэры и тёплое прикосновение солнечного луча к щеке.
Тэра проснулась на удивление выспавшейся и отдохнувшей. Необычайный прилив сил изумил её. Кровь как будто бежала по венам быстрее, точно разгорячённая крепким вином, и щекотала мышцы. Хотелось двигаться – петь, танцевать, творить ритуалы, что угодно, только бы дать себе волю. Она и не помнила, когда чувствовала себя