Суй кутенка в корзину бабка,Брось мусолить Коран свой, шапка!Что, какие стихи, не парься,Пенься, штоф, поросенок, жарься!Ты веревочкой мне не вейся,Вечность, прочь! Самобранка, действуй!Ну к чему тут музыка, дочка?Юбка, мнись, отодвинься, кочка!
Рассказ о Пасхе
Агнец, чаша, хлеб в вине,Им воздастся, но не мне.Здесь не кровь, а просто мед,Под окном Иуда ждет.Сыр и серп вступают в брак,Остальное сказки, брат?Чаден, сперт пасхальный дух!В третий раз кричит петух.
Белые колготки
Раз имам меня спросил, спроситвдруг иван: правда ли, что в вас Мессия,или вы – обман? Но в столбцах заплесневелыхвыдоенные кем-то пущены мы вдело. Выдуманные,что несемся в маскхалатах, как в халатном сне, Пецис,Йецис, Макс&Мориц, веселы, как снег, не на той войне мыстынем, с нами пополам сам не хочешь ли в пустыню, алейкум’-с-салам!но к твоим колготкам белым, выдуманная, карабин несу с прицелом,выдуман и я; Алла’ алим, байты биты белые во мне, с кемза Ригу будем квиты, на какой волне? что в твоем мнеделать свитке, ангел Азраил, обобрав меня до нитки,мой свинец остыл, как же быть? А веселиться,всем нам жестко стлать: «Исполать вам,виселицы!» – «Тебе исполать!»
«Я нес глагол давно и подвернул лодыжку...»
Я нес глагол давно и подвернул лодыжку,держал я слово, но подвела одышка,как в финской бане пар, не мóя, нёбо сушит,так мотыльков угар немóе небо тушит,чужой контекст кипитв пустых руках, что стигмы,грамматика вопитбез парадигмы,дрожат губенки, врут: вдруг лопнут;на камне выбит слог,Бог – вот он.
Мавр Янис
Веди слонов от Инда, прись табунами из Китая ордой, вот-вот нас одолеет Саладин, мост за мостом, за замком замок тлеют, oh pretre Jean, давай же, с полдня или полночи, форсируй Нил или Тигр и Евфрат, нас Саладин вот-вот. Ты где запропастился, Престер Джон?Умру, не увидав Господня гроба, но Акру удержу, я Акру удержу, давай же, вызволяй крест, что на моем плаще, ты где запропастился? ин шаа’а-л-ЛааИ, ты должен, Престер Джон.Нью-Йорк, и шестьдесят какой-то год. Он в лавке латыша. Впервые со смерти матери. «Янка, здравствуй! Ты где запропастился?» Он берет брошюру из Риги. Тонут страницы в длинных черных пальцах.
«Есть особый любовный час...»
Есть особый любовный час: августовская нега, маятники весны молчат перед осенним бегом, занавесившаяся голова удары усталых весел, заневестившаяся трава жар запоздалых чресел, угольки из горна к губам крон золотистых веток – послеобеденная волшба, последнее солнце лета.