То жмудский дождь, считаешь? И в нем закаты тают; российские льны стонут, и в них рассветы тонут; пусть улицы углов полны, в конце увидим волны, с лесами мачт над головой, мы – воробьи на мостовой, мы друг для друга пища, один другого ищем.Поле Оярса Вациетиса
День Яна, о: как хлещет дождь, как губы липнут к чаркам. А в знойном Вифлееме ночи жарки, жарки, жарки. Кого-то вверх, кого-то вниз – что движет нами? Дух же! Сияют на небе огни, что видишь там – звезду же. Твой пласт не перепахан, нет – хоть близок, не укушен. И топью цепкою след в след бредут, стеная, души.Янис Рокпелнис
Jānis Rokpelnis
(p. 1945)
Сорок пять лет назад сборником «Звезда, тень птицы и другие стихотворения» буквально взорвал традицию и канон, после чего к местной системе стихосложения оказалось возможным адаптировать все, что угодно.
А пятнадцать лет назад я назвал Ояра Вациетиса понимателем, Берзиньша – историком и Яниса – музыкантом. Сегодня, как ни пошло это звучит, я готов именовать Рокпелниса «певцом». Арионом – в пушкинском смысле. Его необычайно жесткий, жёлчно искрящийся от собственной сухости слог делается вдруг мягким и грациозным, без капли влажной податливости и надрывно-хамоватого интима, то иронично, то литургично певучим.
У моря
конец, начало – раковины створкинам нужно выжить между двух огнейне думая про жемчуг; в нашем мореон, знаешь, не растет; зато янтарьне сын морской, но мокнущее времяползет, ломая сосны под собойнас осень заливает янтаремзима выкусывает равнодушной пастьюи нужно выжить между двух огнейзабыть про жемчуг; борозду своюмеж двух захлопнувшихся створок протянутьне янтарем, не жемчугом – землеюВ Риге
Анатолсу Иммерманису
Моя кровь без ошейника ходитВ переулках, где горличий рай.Я не дам осекаться породе,Ветром каменным врубленный в край.Я булыжником взят на поруки,Кирпичами, что плещут в крови.У нее, как у уличной суки,Есть для всех поцелуй по любви.Ходит кровь без стыда и без чести,Закипая на каждом огне…Не сдаваясь, покамест нас вместеНе поманит к последней стене.«Из болотной руды ковались мои доспехи...»
Из болотной руды ковались мои доспехи,а сверху дата изготовления: сегодня.Кто же копал руду в заветных курземских чащахи, прикинувшись изготовителем канджи —иначе как объяснишь эту мифологическую машинерию —добыл готовую кольчугу, на которойнет фирменного знака «Herzog Jakob», но что-тонечитабельно понятное, как пояс из Лиелварде?.. Да, кстати,обыкновенны эти доспехи: для песен и мотыльков —дверь нараспашку, зато абсолютно надежныпротив пуль и низкопоклонства.«Все труднее зябликов нести...»
все труднее зябликов нестидля продажи на птичий рынокэти зяблики тяжелеютгод от годасловно что-то у них на сердцеэта тяжесть ломает весыэта тяжесть ломает весыдаже те что стоят на бойнях«Когда его проткнула одна из улочек Вецриги...»