перламутрово-салатовый мерседес, дверираспахнуты, трепещут лилиями на ветру, онкурит ванильулица вся желтая, августпрохожу мимо, немею и вдыхаю мыльные пузыри, стóитвглядеться, и цыганка, широкая, плотная, укутана по самоене балуй, гордо несет этотгород в грубой каленой черепице, спеленатый пепельной кисеейв шагах звенят пики и бубны, и сверху виднонебо здесь чересчур низкое, цепляет макушки церквей, сейчасна катрине часызабьют и, должно быть, растреплют облачный пухс чего бы еще тени домов столь сладки и вязки, как взбитыймалиновый мусс, сочатсясквозь пальцы и герой остается, связан по руками ногам проклятым местом, ах вчера былсубботний вечерпиво слаще хлебапощечина честнее губоттого ль воскресенье бледно, что улица эта паноптикум, настоянныйна теплом и пряном мороке, тот славный дядька с путеводителемв руке никакне отыщет реку, всей курземе гордость и красугде лосося руками ловят и лебеди в водопаде бултыхаютбелые блюда, бренчазолотыми камушками, что целковыми, не осчастливив пока никогорепортер, первый парень города, и тот поверяет беды свои детскойтетради в линейкусует в бутылку и мечет хвостатой кометой с мостапусть простаки думают – там звездопад и как же хочетсяубраться отсюда