Берегини

В дружинном доме Эйвинда и Асбьерна уже ждали хёвдинги Сигурд и Ормульв, кормщики Лодин и Торд, молодой Халльдор и еще нескольких воинов, с которыми конунг привык держать совет. Им предстояло решить, как поступить с добычей. Особенно с пленниками. Вождь соседей-датчан Вилфред охотно брал ткани, меха, оружие и щедро платил за привезенных издалека рабов. Но для морских походов и сражений нужны были воины, а число живущих в Стейнхейме уже который год оставалось прежним. Почти прежним.

– Мы можем продать всех пленников датчанам, – сказал Эйвинд. – Но корабли сами по себе не поплывут, и хирдманны⁷ не смогут грести двумя веслами сразу. Мы и раньше находили тех, кто приносил клятву верности в обмен на свободу. И еще я подумал насчет женщин… Этой зимой у нас на острове выжило всего двое новорожденных, обе девчонки. А в прошлом году дети вообще не рождались. Некому вынашивать и рожать крепких, здоровых сыновей. За молодых рабынь обычно хорошо платят, но, может, лучше оставить нескольких для наших мужчин? Что скажете?

Воины одобрительно закивали. Один только седобородый Сигурд возразил:

– Взять жену можно, но куда ее привести? В доме для семейных нет свободных покоев.

– Сделаем пристройку, как и раньше, – отозвался Халльдор. – Глины и камней на острове хватает.

– Другие земли искать надо, – проворчал Сигурд. – Давно вам говорю об этом.

– Надо, – согласился Эйвинд. – Но я поклялся отцу вернуть землю, принадлежавшую нашим предкам, на которой теперь хозяйничают люди Олава Стервятника. И где твоих родных, Сигурд, возможно, называют рабами.

– Что проку в женщинах, если дети умирают от голода? – сердито отмахнулся старый хёвдинг.

– Не только от голода, – покачал головой конунг. – Все наши знахари и ведуны остались на острове Мьолль. Кроме Хравна, но он уже стар и немощен. К тому же, он привык исцелять раны воинов, а не детские хвори и женские недуги.

– Среди пленниц есть ведунья, – Асбьерн посмотрел на Ормульва. Хёвдинг промолчал, только Сигурд спросил:

– С чего ты взял?

– Все видели: ее дом стоял отдельно от прочих, и во дворе было святилище словенских богов. И на рубахе пленницы вышиты ведовские обережные знаки. И именно за ней из леса на корабль прибежала волчица.

– Подумаешь! – усмехнулся кто-то из воинов. – Прикормила дикого зверя…

– Пусть так, – прищурил синие глаза Асбьерн и, подойдя к дверям, позвал одного из воинов, Хаука. – Но вот что я вынес из её горящего дома.

Хаук принес довольно большой деревянный ларец с резной крышкой и хитрым замочком. По бокам ларца вилась причудливая обережная роспись, местами затертая, местами выцветшая от старости. Внутри тесными рядами были уложены свернутые холстины разной ширины. льняные, расшитые каждый своим узором мешочки, от которых шел травяной запах, небольшие глиняные сосуды. Несколько мешочков лежали отдельно, и на них было вышито черное солнце, как сперва показалось воинам.

– Ивар, ты же сам из словен, – проговорил Асбьерн, поворачиваясь к одному из своих старших хирдманнов. – Что скажешь?

– Это не солнце, – проговорил Ивар, внимательно поглядев на вышивку. – Это Черная Луна, знак Мораны. Видно, здесь ядовитые травы, которые во благо умеют использовать только ведуны. И ножи эти не для хозяйства, – он показал на маленькие рукояти, выглядывающие из плетеных ножен. – Видите, серп выбит на одной стороне? Тоже знак Мораны, богини смерти и колдовства. А с другой стороны – знак Макоши, Великой Матери, дающей благо жизни. Так и должно быть: ведуны между Жизнью и Смертью стоят, с тем и другим дело имеют.

– Видно, что ларец колдовской, – хмуро проговорил Ормульв. – Только не пойму, с чего вы взяли, что он принадлежит той темноволосой девчонке?

Асбьерн задумчиво посмотрел на побратима:

– Ларец был незаперт, когда я его нашел. Но если есть замок, значит, есть и ключ. А у кого он может быть, как не у хозяйки?

– Пойдем да проверим, – сказал Эйвинд.

Ормульв промолчал, только помрачнел еще больше.

В сарае было темно и прохладно. Пахло сушеной рыбой и старой соломой, за перегородкой шумно вздыхали и шелестели подстилкой не то овцы, не то козы.

– Ты уверена, что они хотят нас продать кому-то еще? – шепотом спросила Долгождана.

– Я слышала, они говорили о датчанах, – ответила ей Любомира. – И о том, что им теперь нужно много серебра.

– Значит, мы недолго пробудем на этом острове. И кто знает, увидимся ли еще.

Тут с улицы послышались мужские голоса и громкие шаги, лязгнул засов, скрипнула открывающаяся дверь и знакомый голос произнес:

– Ком хэр. Выходите!

Пленницы спросонья испуганно озирались и норовили спрятаться одна за другую при виде незнакомых мужчин. Эйвинд оглядел их и спросил по-словенски, стараясь правильно выговаривать слова на чужом языке:

– Кто из вас ведунья? Та, которая умеет лечить?

– Я, – отозвалась Любомира, бесстрашно взглянув на конунга. Он увидел, что глаза у нее похожи на северное море – такие же темно-серые, и такие же яростные.

– Я Эйвинд конунг, вождь северных воинов, – спокойно сказал он. – Как твое имя?

– В доме, который сожгли твои воины, меня звали Любомирой, – ответила она.