Берегиня Чёрной Поляны

– Вот и хорошо. Теперь ступайте спать и переоденьтесь во что-нибудь попроще. Не надо дразнить слуг закона вашей дорогущей одеждой.

Симбирский поднялся и бочком покинул номер хозяина. Именно так он теперь называл колдуна Якова Келли, пра-правнука Эдварда Келли, известного так же под именем Талботта.

Якуб выключил верхний свет. Зажёг свечу в высоком поставце и достал из кармана плетёную из ниток закладку для книг. Мелюзина достала ему её. Кара-дагская змея была очень недовольна заданием. Сказала, что он не предупредил об охране в доме, и что ей потребовалось немало изворотливости, чтобы достичь желаемого. Якуб был очень благодарен фейри до тех пор, пока не обнаружил, что амулет не работает. Не откликались на его зов шишки. И в этом тоже были виноваты Ижевские. Келли сунул закладку в огонь и наблюдал как она чадит и плавится, пока пламя не обожгло ему пальцы.

– Поднимайтесь, милые. Вставать пора, – Василина погладила вспотевшие во сне головы сыновей, бросила им на кровати по два носка разных цветов. – Не забудьте Кормильца поздравить.

Лёшка приоткрыл один глаз.

– А ты испачкалась. Пастой зубной. Вот здесь, – и он показал на уголок рта. Мама серьёзно потёрла лицо, и мальчик, радостно подскочив в кровати, запел: – Первое апреля, никому не веря. Первое апреля, никому не веря.

В соседней кровати зашевелился Никита.

– Как ты спал сегодня, малыш? – волшебница присела на кровать к младшему сыну. Он потянулся и прильнул к ней. – Ну так что? Не снятся больше кошмары?

Кит покачал головой. Ему ничего и не снилось. Это же совсем другое. Вася тоже подлез к Никите поближе, сунул голову под руку.

– А что там насчёт овец? – промурлыкал он.

– Ты был прав, это не они плачут. Ерунда это всё про овец.

– Значит не плачут они больше?

– А они днём и не плакали, только ночью. И не они это. Там один плачет кто-то. Я потому и говорю, не овцы это… Не знаю кто.

– Вась, ты не слушай его. Знаешь как он врёт складно?

– Сам ты врёшь!

Никита запустил в Лёшку подушкой, но тот уже скатился по лестнице вниз топая ногами в разных носках. Кит тоже торопливо начал одеваться. Просунул руки и голову в футболку, потянулся за джинсами.

– Слушай, а ты как думаешь, если бы ты на звук пошёл, то смог бы того, кто плачет найти?

Никита замер. Было видно, как он с собой борется. Ему и хотелось причину своего беспокойства найти, и страшно делалось при мысли, что он узнает отчего это можно так горько плакать.

– Может и смогу, но только я один не пойду. И с тобой не пойду, – он перевёл взгляд на Хранителя. – Мама запретила нам с тобой из дому одним выходить. А она не верит, что я это слышу. То есть она думает, что я это слышу, потому что…

– Я понял, понял. Значит если мама с нами пойдёт, ты попробуешь того, кто плачет найти?

– Попробую.

– Тогда ты представь, что сейчас слышишь, как она плачет и подумай с какой стороны звук идёт.

– Ни с какой, Вась. Я же тебе сразу сказал, что я не ушами слышу. У меня прямо в голове звук раздаётся, как у вас тогда с дедушкой, – он сердито натянул синий носок, потом белый на другую ногу, застегнул джинсы и потопал вниз.

– У тебя футболка наизнанку.

– Вот и хорошо, пусть Кормилец порадуется! – донеслось до меня с лестницы.

– И с чего они решили, что дядька обрадуется, если они в таком виде ходить станут? При его любви к порядку, он скорее ворчать начнёт, – я поправил причёску, помыл мордочку и спустился к завтраку как очень хороший мальчик. Все не очень хорошие мальчики и даже девочки были уже там.

В углу за печкой стояло блюдце с тёплой кашей. Я сунулся туда, но бабушка подхватила меня на руки и отнесла в другой угол.

– Твоя кашка здесь. Ешь, тать ночной, не всех мышей ещё поймал?

Я поперхнулся. Если баба Маня начнёт про нашу встречу в курятнике рассказывать, без насмешек опять не обойтись. Но, как ни странно, никто тему не поддержал. Василина Егоровна в телефоне сообщения читала, Егор Гаврилович о своём думал, Лёшка с Никитой делили последнего журавлика, что на тридцатое марта баба Маня пекла.

– Мы задержимся ещё на неделю, – не отрываясь от экрана телефона сообщила Василина. – Каникулы в школе продлили и нас тоже переводят на удалёнку. Ну и как я закончу статью без доступа к оригиналам рукописей?

– Потом закончишь, когда карантин снимут, – бабушка подвинула ей тарелку.

– Мам, ну ты же знаешь, я манку не ем, – Василина допила свой кофе и встала. – Пойду машину прогрею. Жду всех у ворот через десять минут.

Мальчишки заторопились. Их обещали сегодня в Ольховскую школу свозить после посещения полиции. Не знаю, какое из данных заведений их интересовало больше, но с вечера они оба жадно смаковали эту поездку. Я приналёг на кашу. Мало ли как там повернётся, говорят в тюрьме плохо кормят, а мне как ни как вменяют покушение на жизнь человека.

В сенях за дверью что-то зашуршало. Я насторожился. Опять шорох и одновременно с ним:

– Вась, мышка!

Я прыгнул к двери, просунул лапу под неё. И тут же за моей спиной раздался дружный смех. Дедушка дёргал за нитку, подтягивая к себе по полу, шуршащий конфетный фантик.