— Смирно! — вскинул на него озорное лицо с носом пуговкой Славка. — Как обращаетесь, боец Матрёнин, к младшему сержанту Зайкину?
Коля понял, что Славка шутит. Но он встал, как и требовалось: каблук к каблуку, носки слегка разведены, руки по швам.
— Боец, настоящий боец! — прищёлкнул от удовольствия языком Славка.
Майор Горлов сам привёл в комнату взвода управления мальчугана в лыжной курточке. Такого бойца в их бригаде ещё не было, и все с любопытством начали разглядывать паренька. А когда узнали, что он оттуда, из того самого партизанского города за линией фронта, куда они направляются, все наперебой стали расспрашивать Колю.
Взвод управления — штабной взвод. Здесь радисты, полевые телефонисты, автоматчики охраны. И главные во взводе — командир Ряшин и старший радист Зайкин.
Оба — из одного класса и на один завод пришли перед войной. А когда фашисты подступили к Москве, добровольно записались в батальон истребителей танков.
Батальон бросили под Волоколамск. Но армейские части остановили врага, и ребята, так ни разу и «не стрельнув», возвратились домой. Их зачислили в специальную школу, где готовили бойцов для рейдов по тылам противника. Предупредили: «Если потребуется…» И вот теперь потребовалось. Вместе с другими московскими комсомольцами стали бойцами воинской части № 9933, или бригады особого назначения.
Всем выдали армейское обмундирование. Даже самая маленькая по размеру гимнастёрка оказалась Коле велика.
— Пошли ко мне домой, что-нибудь придумаем, — предложил Слава.
Мать Славки всплеснула руками:
— Батюшки, явился, сынок, а говорил, что эвакуировался! Теперь-то куда? — недоуменно смотрела она на одетых в военное Славку и Сашку. — У вас же ещё возраст не призывной. А этот и вовсе мальчонка!..
Коле ушили гимнастёрку в плечах, подогнали рукава, подкоротили брюки. Всё стало по росту, по плечу.
— Ключ-то свой возьмёшь? — спросила мать.
— А то как же! — ответил Славка и, поцеловав маму, подкинул на ладони ключ — ключ от родного дома.
Взвод управления был в полной боевой готовности. Но ещё не прозвучала команда «становись», поэтому бойцы присели у подъезда «на дорожку». Дом, где они размещались, был школой.
— Николай, — кивнул в сторону улицы Саша Зайкин, — смотри, это к тебе.
К школе быстро шёл Михаил Алексеевич. Колян бросился к нему навстречу.
— А ну, поворотись-ка, сынку! — Михаил Алексеевич оглядел Колю с ног до головы и прижал к себе. — Ну, значит, уезжаешь?
— Значит, уезжаю, — ответил Коля и рассмеялся.
— Ты чего? — спросил Михаил Алексеевич и вдруг вспомнил. Точно такими фразами они обменялись тогда в Дедкове, когда Коля решил проводить Михаила Алексеевича до аэродрома.
— Теперь, надеюсь, доберёшься без приключений. В тот раз мы были вдвоём, а теперь смотри, сколько у тебя товарищей.
Михаил Алексеевич опустил руку в карман и протянул Коле пистолет.
— Тот самый, который вы мне давали в лесу? — обрадовался Коля и сжал рукоятку ТТ.
Михаил Алексеевич кивнул.
— Возьми на память… А я-то, Колян, твой подарок не сберёг. Помнишь берестяную грамоту? Где-то мы с тобой её обронили…
— Ничего, Михаил Алексеевич. Всё, что вам поручали партизаны, вы выполнили. Статью напечатали. Деньги куда надо сдали. Даже танки с названием «Дедковский партизан» проводили на фронт. А берёста — это так… Вы ведь всё равно теперь не забудете Серёгу и Зишку.
«Хорошо, что Коля возвращается домой, — думал Михаил Алексеевич, чувствуя, что Коля уже мыслями там, в родном городе. — Конечно, в Дедкове война, там горе. Но горе может настигнуть человека и здесь, где уже не грохочут взрывы, как это случилось с Колей… Горлов решил правильно. Он понял: человека, потерявшего отца и дом, нельзя оставить наедине с несчастьем. Любой на месте майора поступил бы именно так…»
ВЫЗЫВАЙТЕ «ЛАНДЫШ»
Коля расположился в вагоне на верхних нарах, у самого окна. Он подстелил под себя телогрейку и улёгся на неё аккуратно, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не помять гимнастёрку и галифе. Лицо приятно ласкал свежий ветерок, летевший навстречу поезду.
— Николай, ты не спишь? — спросил Слава. Он лежал рядом и тоже смотрел в окно. — Понимаешь, о чём я подумал сейчас… Я на целых четыре года старше тебя. Я уже, можно сказать, взрослый человек. И ты, наверное, завидуешь мне: я родился в Москве, работал на заводе. Так ведь? А я, представь, завидую тебе. Не вру, честно! Ведь ты побольше моего повидал. Подумать только — партизанам помогал, фронт перелетел… А я даже вот здесь, где сейчас едем, ни разу не был. Стыдно, но так уж вышло — кроме Москвы, нигде не был. Сашка, тот гостил у тётки в Новосибирске и под Смоленск к деду ездил… А я первый раз путешествую…
Саша Зайкин не слышал, что говорят о нём. Он сидел внизу рядом с Горловым и настраивал свою рацию. Близилось время «Последних известий», и все затихли, уставившись на Зайкина, надевшего наушники.
— Ну, чего там? — нетерпеливо спрашивали бойцы.
Сашка сбросил наушники, равнодушно пожал плечами:
— Да по-прежнему на фронтах никаких перемен.