Читаем Берёзовый край полностью

Насладилась сполна,

Наигралась судьбой

И осталась одна,

Обнимаясь с тоской…

Эпилог

Постепенно с годами твой взгляд чуть прозрел,

Время шло, ты в надежде ушла от греха,

А с небес светлый лик с состраданьем смотрел –

Призывал он к добру; но была ты глуха…

Социопаты…

Прошу покорнейше простить за мой памфлет[2],

Но травят желчью нас порой социопаты[3].

Вот так сложилось, есть такой менталитет,

Где не пугает в душах совести утраты…

(Беседа с человеком, у которого нет совести)

Ну что сказать тебе, мой милый собеседник,

Послать куда-то вдаль, откуда нет дорог?..

В своих речах мне ясно видно, что ты сплетник,

И мне не нравится лукавый твой подлог.


Твоё общение – в лицо мне желчью брызгать

И сеять зёрна злобы, хамство вознося.

У вас, любезный друг, есть цель здесь суть замызгать,

Всё извратив, нещадно истину гася.


Мы разные совсем в сужденьях и во взглядах,

Совета не даю, не маленький, поймёшь.

Завравшийся совсем, погрязший в клоунадах,

Я думаю, ты ложь за правду выдаёшь.


Не вижу явный прок в бессмысленных дебатах,

Ищу в беседах фактор, может быть, учтёшь…

Причина точно есть, она в социопатах,

Но сразу кто есть кто – подчас не разберёшь…

Веду с собой душевный диалог…

Задумавшись у летнего окна,

Грустит поэт у замкнутого круга.

Порой весь день и ночи допоздна

Проводятся в тиши часы досуга.


Весь в поисках, как образность стиха

В основу с рифмой слогом обозначить.

Листов тетрадных рядом вороха,

Но тянет, тянет суть переиначить.


Свершаются великие дела,

Любовь людей на подвиг увлекает.

Вот и весна – округа зацвела,

Пиши, мой друг, природа оживает…


Не пишется, внутри сидит вопрос,

Кому всё это нужно, кто читает?..

Не слышен от народных масс запрос –

А кто-то с негативом осуждает…


Гнетущих мыслей не преодолеть,

Ум рассуждает жизненною прозой,

Пытается аспект пересмотреть,

Оправдывая смысл метаморфозой.


Но время души лечит и зовёт

Идти вперёд по жизненной дороге.

Судьба подчас лукаво подмигнёт

И скажет: перемелется в итоге.


За всем за этим вихрей круговерть

Сменяет полосы от чёрной к белой.

Нащупав под собой земную твердь,

Пиши, не рассуждай, строкою зрелой.


Проходит всё, и грусть твоя пройдёт,

Запечатлеть сумей свои порывы.

Всем по делам к концу предъявят счёт,

Убавь печаль, строчи свои курсивы…

Ненадёжный переговорщик…

Переговоры проводить – зачем?..

Ненужное, никчёмное занятие.

Используются планы хитрых схем –

Пустое для РФ мероприятие.


На встречах изворотливость речей –

Да и одежда больно несуразная,

В своих желаньях с каждым днём наглей –

Политкорректность их своеобразная…


Так в чём же суть беседы ни о чём,

Донбасс нервозно затаил дыхание.

Замучен был он восемь лет огнём,

За что же им такое испытание…


Сегодня там сплотился весь народ –

Маячит для врага капитуляция.

Наступит окончательный исход –

Нацистов по стране утилизация…


Беснуют разжигатели войны,

Всё шлют и шлют оружие, безбожники.

Кому, зачем, ведь ВСУ страны,

Отбросив честь, народ взяла в заложники…


Злорадствует заокеанский «брат»,

Мы их зовём с недавних пор «партнёрами».

Европу вмиг тотально истощат

Обманами, испугом, уговорами.


Европа будто слабая умом,

Не хочет понимать ходы Америки,

В иллюзиях, в гипнозе групповом

Свихнулась напрочь от рубля в истерике.


Да пусть живут, их нравы нам претят,

У нас в стране своё мировоззрение.

Мы верим: канонады отгремят,

Начнётся в свою гавань возвращение…

Вот и всё…

Вот и всё, улетели снежинки,

Тёплый день держит холод в ночи.

Целый день на полях без запинки

Всё кричат, подняв крылья, грачи.


Нет возврата к прохладе, морозам,

Весна смело вступила в права.

Попустительски к зимним угрозам,

Дерзко бьётся наружу трава.


Мир пернатых кричит оголтело,

Занимая на ветках места.

Оттесняет соперников смело

Рассердившая птичья чета.


Облака, что снегами бросались,

Потемнели от капель дождя

И всё ниже и ниже снижались,

Намочив твёрдый наст погодя.


Да, настало приятное время,

Запестрел людьми утренний двор.

Позабудется зимнее бремя,

И пойдёт деловой разговор…

Что потом…

Поредела шеренга друзей,

Кто ушёл, а кто чуждым остался.

Стали дети и внуки взрослей,

Возраст вдруг ни с чего постучался.


Жизнь меняется, больше грустим,

Растворились мечты, увлеченья.

Неподвластен опасный экстрим,

Надоели пустые общенья.


Засыпаем в ночи по сто раз,

Просыпаемся, словно не спали.

День прошёл, будто был один час,

Стали помниться больше детали.


Округляются даты времён,

Тех, которые вмиг пролетели.

Вспоминается много имён,

Они так же, как мы, постарели.


Что потом, дымка образных дум,

Рассуждений, всё больше дотошных…

За окном вид всё чаще угрюм,

Нету дел по весне неотложных.


Невозвратность великих потерь

Часто грусть и печаль навевает.

Приоткрыта в неведенье дверь,

Что за ней, кто от нас всё скрывает?..


Светлый день, несмотря ни на что,

Свой рассвет поутру разжигает.

Луч от солнца сорвался с плато,

Тягу к жизни с зарёй посылает…

Старость мудростью дышит

Я закрою глаза, детство к речке зовёт,

Манит тропкой извилистой книзу.

Там, где травы в полрост и ракита растёт,

Наклоняя зелёную ризу.


Сердце треплет в груди, нагнетая тепло,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Классическая проза ХX века / Проза / Классическая проза