Попавшее в печать сообщение о том, что Аксель Иванович Берг скончался 2 июля 1979 г. ([14], стр. 14), конечно, ошибочно: растиражированная двухтысячным тиражом ошибка или опечатка. Аксель Иванович умер в ночь с 8 на 9 июля 1979 г. в палате больницы на улице Грановского. Случилось это после полуночи, в первом часу ночи, так что можно считать - 9 июля. В этот день, в его второй половине, у Акселя Ивановича была жена, Раиса Павловна. Положение угрожающим не казалось: Аксель Иванович немного покушал домашней снеди, поговорил о семейных делах, попросил почитать ему книгу (книга была про Айседору Дункан). Дежурная медсестра сделала ему на ночь положенный «сердечный» укол и села у монитора. Вдруг после полуночи она увидела, что пошла «прямая линия» - на языке медработников это сигнал, указывающий на остановку сердца больного. Дальше - морг Кунцевской больницы...
Надо сказать, что в последние годы Аксель Иванович болел часто: его бойцовский, гладиаторский дух (он оставался таким) уже стал входить в противоречие со слабостью плоти, и капельница становилась его частым спутником - более частым, чем лист с расчетными формулами. Годы... Как-то раз (дело было в его кабинете в Научном совете по комплексной проблеме «Кибернетика») он достал из стола и показал мне пробирку, доверху наполненную чем-то похожим на старые вишневые косточки. Это были камни, которые оперирующие врачи выбирали из его желчного пузыря и желчных проток во время очередной операции. Аксель Иванович мужественно перенес и ее, но, конечно, слабел.
К своим болезням он относился с известной долей иронии. Как-то раз с Александром Алексеевичем Зиничевым61 были у Акселя Ивановича дома. Он, молодцеватый, в строгой тройке, встретил нас стоя на фоне военно-морского флага, прикрепленного к стене - подарка балтийских военных моряков. Рассказывая о своих мытарствах в больнице, заметил: «Сердце - сердцем, но вот и сосуды мозга тоже сдают, питание мозга ухудшается. Чудить, в общем, начинаю. По этому поводу количество иностранных журналов, которые я получал, мне для облегчения моей жизни изрядно сократили...» - в его глазах блеснул озорной огонек, и он тут же дал такую едкую характеристику завсегдатаям кунцевской «кремлевки», что было ясно: рассказ про сосуды - камешек, который он забросил сам, чтобы посмотреть, какие круги пойдут по воде.
К болезням прибавлялось и другое: постепенно уходили из жизни его ровесники, его друзья. Он, работавший теперь в системе Академии наук и состоявший в ней «тридцать лет и три года», конечно, хорошо знал этот круг ученых - прежде всего академиков-радистов и радиофизиков. Но близкие отношения теперь оставались у него с очень узким крутом академиков - с академиком Владимиром Александровичем Энгельгардтом, биохимиком, с академиком Николаем Николаевичем Семеновым, тем самым, который, еще молодым, изображен вместе с П.Л. Капицей на знаменитом портрете Б.М. Кустодиева. Это были люди его склада.
Несколько позабытых уже слов из моей дневниковой записи от 5 февраля 1973 г. о взаимоотношениях А.И. Берга с академиком А.Д. Сахаровым: «Пришел к Бергу академик Сахаров с петицией об отмене в стране смертной казни и попросил Берга поставить свою подпись». Положение - щекотливое. Сахаров уже тогда был Сахаровым: с одной стороны, творец водородной бомбы, с другой - активный борец за гражданские права, за облегчение участи политзаключенных. Берг мгновенно прикинул: хорошо ли будет, если его имя будет в числе «подписантов»? Получалось: для бывшего зам. наркома электропромышленности, бывшего заместителя Министра обороны СССР - нехорошо. Берг тут же нашелся: «А Вы знаете, я, в общем-то, против отмены смертной казни. Более того, я буду настаивать, чтобы в ближайшее воскресенье расстреляли публично, на Красной площади, академика Лысенко!» Сахаров раскланялся.
Аксель Иванович прекрасно понимал роль академика Лысенко в борьбе с генетикой, используемые тем приемы. Тогда «Белые одежды» Дудинцева еще не вышли в свет, но Аксель Иванович и до их выхода знал всю подноготную борьбы с генетикой: он был членом рабочей комиссии АН СССР62, рассматривавшей деятельность академика Т.Д. Лысенко, и знал о его приемах в этой борьбе, что называется, из первых рук.
Яков Наумович Фельд, член Ученого совета «сто восьмого» и член Дома ученых, рассказывал мне тогда: «В Доме ученых работал хороший буфет, который посещали многие видные работники науки; мест всегда не хватало - приносили дополнительные стулья, приставляли их к столикам. Но стол, за который садился Т.Д. Лысенко, всегда пустовал: никто не хотел садиться с ним за один столик. Он молча, в одиночестве, восседал за этим столиком и также молча удалялся».